Смерть в молодости не лишена преимуществ. Гримерам не приходится много работать над лицом. Но не всегда и молодость берет свое. Чтобы привести в порядок то, что осталось от Холмса, мне пришлось уплатить специалистам кругленькую сумму. Впрочем, я был ему многим обязан.
Не знаю, тверд ли был в вере мой молодой друг. Скорее всего, нет. Он был еще не в том возрасте, когда думаешь о душе. И я не думал бы о душе на его месте, принимая во внимание то, как смотрела на него эта девушка в отеле. Конюх Хозяйства, Мусаиб, проявил излишнее рвение и наблюдал за Холмсом и его подругой даже в такие мгновения, которые никак не интересуют старых доброжелателей стина.
Я телеграфировал в «Мегапол», а организацию церемонии поручил Бибигуль. Она имеет опыт в таких делах, а кроме того — она моя жена, и на нее я могу положиться. Когда мы выходили из храма, жена вела девочку под руку — у бедняжки совсем не было сил.
Холмс умер, как жил. На его теле насчитали двенадцать ран, и ни одной в спину…
Когда мы впервые встретились с ним, у мальчишки были злые щенячьи глаза, и он долго не хотел слушать старшего. Впрочем, и я бы никогда не связался с «Мегаполом», но это была единственная возможность наконец-то вывести из игры Наставника Пака. Наставник был слишком старомоден и не чуял новых веяний. Он чрезвычайно ценил мишуру, обряды и громоздкие титулы. А самая опасная традиция — слепо следовать традициям. То, что при нем называлось «Организацией», фактически не существовало: сотни слабо связанных контор и формальный, редко собиравшийся слет планетарных капо. Пак устраивал всех, и скорее всего поэтому дожил до девяноста. Он любил порассуждать о своих заслугах, но заслуги рядовой гориллы не увенчиваются званием «капо деи тутти капи». Я понял, что пора сказать слово, когда Пак заказал коллективу авторов книжку воспоминаний. Бедняга надеялся получить Нобелевскую по литературе.
Среди тогдашних капо я считался пацаном, мальчиком на побегушках. «Атти, сбегай! Атти, распорядись!» И так далее. А ведь мне было пятьдесят три года и я давно подрос…
Я похоронил Организацию, даже не одевая черного сюртука. Хозяйство — дело моих рук. Все громкие титулы ушли в прошлое вместе со слетами, пустой говорильней, стычками и безудержной лестью. Новый порядок, если хотите. Заслуженные мумии поехали разводить цветочки на Гее-Элефтере. Те, кто решил пискнуть, отправились туда же, но в качестве удобрений, причем я даже не замарал рук. Небольшая утечка информации и отставной психопат Рамос… Этой комбинацией я горжусь по сей день.
Я не скрывал, что собираюсь разворошить болото. Новое время. Новые взгляды. Новые люди. Таков мой девиз. Для меня все было ясно: главная задача Хозяйства — развлечения. Жизнь человека коротка, и прожить ее он должен весело, чтобы не было мучительно стыдно потом. Если, конечно, у него есть деньги. Ограничивать человека в удовольствиях — жестоко и недемократично. Это вам не Единый Галактический Союз! Да, мы специализируемся на запретных плодах, но мы же никому их не навязываем — к нам идут сами. Да что там идут? Бегут со всех ног! Если завтра мне взбредет в голову закрыть питомники розовых сотюшек на Периэке или, скажем, заведения сийсильного массажа на Фрэзе, — правительства Периэка и Фрэзы будут мне в ноги кланяться, но миллионы простых граждан заплачут. А я демократ!
Мы окрепли, стали мало уязвимы, а самые отчаянные мои ребята пробрались даже в пределы ЕГС. За нервную работу я платил им тройное жалованье. Конечно, в Хозяйстве не все шло гладко, случались сбои, порой весьма досадные, но в целом с трудностями мы справлялись. А вот лет пять назад случилось непредвиденное: кто-то начал ставить палки в колеса. Загорались склады, не приходили к месту назначения караваны, исчезали опытные пушеры. Я понял, что у нас появился серьезный конкурент. Первым делом пришлось провести ревизию Хозяйства, но все было чисто, ряды сплочены, как никогда, оппозиции — ни в намеке.
Беда не приходит одна: начался, как и следовало ожидать, отток клиентуры. Впервые за годы руководства Хозяйство не выполнило план. Понизился процент посещаемости, да и другие показатели оставляли желать лучшего. Это еще не был кризис, но ситуация становилась, как бы это сказать… предкризисной, а главное — укусы учащались.
Я обсудил ситуацию на семейном совете и приказал пустить слух о выходе в пространство каравана, груженного новыми сортами галлюцина. Как я и ожидал, транспорт был атакован, но на сей раз налетчики попались. Несмотря на все старания стоматологов, сломался только один, остальные подыхали, вопя что-то невнятное. Да и заговоривший особой ясностью речи не отличался. Из груды бессвязицы определенную ценность представляло только упоминание Клуба Гимнастов-Антикваров.
В бухгалтерии Хозяйства серьезно изучили всю информацию об этих чудаках, проанализировали их брошюрки. Полистал кое-что и я. Бред этот напомнил мне последние выступления Наставника Пака. Правда, у того бывали и здравые мысли. Так, он частенько говаривал: «Попытка не пытка, правда, капореджиме Шарафи?». И я распорядился попытаться.
Мои парни взяли один из клубов, кажется, в Катманду. И не нашли там ничего противозаконного: спортинвентарь, подсвечники, аляповатые портреты и кучи совершенно несолидных железок. Кроме того, руководитель группы доставил мне увесистый гроссбух со списками. На обложке был вытеснен плод ла. Имена группировались по сферам деятельности, против некоторых стояли птички, черточки, значочки. И самое страшное, что две страницы занимал список сотрудников катмандинского филиала Хозяйства. Вот тогда у меня впервые закололо сердце, потому что это уже не просто конкуренция.
Самая серьезная работа над списками окончилась ничем. Никто из зарегистрированных никогда не был ни гимнастом, ни антикваром и даже не слышал о таких клубах. Обычные врачи, инженеры, социологи, историки, артисты. Много журналистов, космолетчиков и полицейских. Очень много пенсионеров. Мы снова оказались в тупике.
Вот поэтому, когда стин Холмс связался со мной и настоятельно попросил о встрече, я послал ему билет на футбол. «Реал» играл с «Апогеем» из Мединеты на своем поле в Батуме. Вернее сказать, на моем поле. Не подумайте, что оно принадлежит мне, но я родился здесь и в детстве гонял по нему мяч, а такое не забывается. Батум — городок тихий, приятный и находится почти на середине пути из Кандагара в Палермо. Дороги что на восток, что на запад — всего ничего. А ведь иногда так тянет съездить и поклониться родным могилам.
Мы беседовали с Алланом недолго, минут пятнадцать, может, чуть больше. Я сказал ему все, что знал. Скрывать не было смысла: кроме «Мегапола», только специалисты могли бы заинтересоваться моими сведениями. Но на них у меня выходов не было; впрочем, и «Мегапол» — такая машина, что Хозяйство могло уже не беспокоиться о захоронении конкурента.
Холмс слушал меня внимательно, изредка переспрашивая, и, извинившись, ушел перед концом первого тайма.
