НЕСКОЛЬКО ОТРЫВКОВ ИЗ «ОБЩИХ РАССУЖДЕНИЙ» (Вместо пролога)
Никто не хочет умирать. Мысль банальна, как и тот грустный факт, что рано или поздно каждому приходится с нею смириться. В конце концов, умирают все. Умирают вожди и подданные, рокеры и брокеры, бюро— и демократы… Умирают даже те, кого при жизни признали бессмертными.
Кстати, о бессмертных. Вряд ли кто-нибудь помнит точно, сколько вообще было римских пап. Однако известно, что к концу XXII века пап с именем Бенедикт насчитывалось ровно двадцать семь. В тихой тенистой аллее Скорбящих на задворках Ватикана каждый желающий может увидеть строгую черную плиту, информирующую о кончине Бенедикта XXVII в завидном возрасте восьмидесяти девяти лет. Но это неправда. Не огорчайся, дорогой читатель! — папа Бенедикт Двадцать Седьмой все еще жив и шлет тебе свой привет…
Да-да, я живу; более того, никогда еще я не чувствовал себя так свежо и бодро, хотя мой врач, магистр Джанбатиста ди Монтекассино — этакий чудак! — продолжает пичкать меня психотропными средствами. Хотел бы я видеть лицо почтенного магистра (кстати, сейчас он увлекается дархайской медициной), узнай он, что его пилюли из кожуры неведомого мне плода ла я выплевываю в унитаз. В моем возрасте не стоит оригинальничать.
…У меня богатая библиотека, беленький пони, замечательная капелла. Авиньон-7 весьма мил, и мне здесь хорошо, правда, скучновато. В старости время тянется долго. Вот поэтому, когда Иоанн-Павел Пятый — пусть будет ему земля пухом! — упек меня сюда, приписав шизофрению, я наконец-то начал всерьез размышлять о Боге.
Можно долго спорить о том, прав или не прав был Лхасско-Тегеранский (Объединительный) Вселенский собор, но, как бы там ни было, а я целых восемнадцать лет был и папой римским, и всеми пятью патриархами, и далай-ламой, и верховным имамом-муфтием, а некоторые называли меня даже Великим Мгангой. Господу это, видимо, нравилось, ну и я был не против. Короче говоря, все были довольны, пока в моем кабинете не появилось несколько пустяковых сувениров. Так, стереокарточки: Моисей с Фатимой Мухаммедовной на пляже в Варне, сам Мухаммед, слегка подвыпивший, Иисус в момент освобождения из-под стражи в зале суда, старина Гаутама и аятолла Хомейни. Правда, последнее стерео без дарственной надписи. Ну и что? В конце концов, каждый волен сам выбирать себе друзей, не так ли? А мой конклав — или, если угодно, кагал — прицепился именно к этому.
Но я, кажется, заболтался…
Уют и одиночество навевают порою весьма любопытные мысли. Умному человеку всегда интересно смотреть со стороны, как две сверхдержавы пыжатся и тужатся, стараясь обогнать друг дружку. Но наступает момент, когда смотреть становится страшновато. Мой приятель Соломон говаривал: «Все пройдет». Но покойному сыну дяди Давида было легко рассуждать. А я старый человек и помню время, когда каждый день мог оказаться последним для всех сразу. Когда Конфедерация пригласила меня отслужить молебен на учениях «Армагеддон», я знал о так называемом «паранормальном» оружии столько же, сколько и ты, читатель. Магистр Монтекассино, кстати, утверждает, что именно тогда я и свихнулся. Чушь собачья! Подумаешь, распылили планетную системку. Все равно она, кажется, была необитаемой. Но моим прихожанам это почему-то подействовало на нервы. А ведь там была слабенькая учебная установка…
Человек создан так, что даже на краю пропасти он снимает квартирку, обставляет ее по разумению своему, плодится, размножается и процветает, стараясь, правда, не выглядывать в окно. А ведь в те дни, когда Демократическая Конфедерация сообщала: «У нас есть нечто!», в Едином Союзе тут же откликались: «А у нас тоже, но лучше!» И поэтому вполне возможно, что появление сатангов было последним шансом для рассеянных по Галактике землян.
Как, вы не знаете, кто такие сатанги? Ах, что-то слышали, но без подробностей? Правильно, подробности мало кому известны. А я знаю все! Каким образом? Ну я же говорил, что здесь, на Авиньоне, у меня очень хорошая библиотека. Да и интересуюсь я сатангами давненько.
Это чертовски (прости, Господи!) интересные создания. Появились они лет тридцать назад, может быть, чуть больше. Выглядели эти твари по-разному, но чаще всего были похожи на помесь чертика с ангелочком: с рожками, с крылышками, миниатюрные, да еще постоянно меняющие цвет с черного на белый и обратно. Правительства узнали об их появлении раньше всех — и одновременно. Как выяснилось, сатанги не ели, не пили, не умирали; иные говорят, что изредка они делились, как амебы. Сатанга нельзя было убить, он никогда не оказывался там, где намечался какой-либо катаклизм. И ты, читатель, наверное, догадался, что именно я придумал термин «сатанг»…
Лет пятнадцать назад в каком-то малоизвестном журнальчике я прочел статью, в которой говорилось, что сатанги пришли в наш мир, дабы спасти зашедшую в тупик цивилизацию от неминуемого разбивания головы об стенку. Автор, правда, ссылался на источники анонимные, а значит — правительственные, ну а правительственная информация в смысле достоверности сами знаете… Но в его рассуждениях виделся резон.
Некогда мне довелось принимать делегацию сатангов, которые совершали турне по городам-музеям Земли. В приватной беседе тварюшки сознались, что их несколько шокируют изображения им подобных на картинах с луками в руках. Моих гостей можно было назвать рассерженными, если бы было с чем сравнивать, но сравнивать было не с чем, поскольку никто и никогда не видел рассерженного сатанга. Вообще, эти создания славились беспристрастностью и неприязнью к оружию. Прочем ненависть эта была лишь частью общей неприязни ко всякого, рода конфликтам. Выпив рюмку «Камю», я игриво спросил:
— А есть ли у вас цель в жизни?
— Да, — ответили они хором. — Это Великое Равновесие без конфликтов.
— Но кто же вам дал эту цель? — спросил я в тайной надежде, что они помянут имя Господне.
— Верховный Сатанг, если угодно. И мы — лишь дробные его частицы.
— Вы можете все?
— Нет, мы можем больше.
…Воистину так. Сатанги были единственной абсолютно беспристрастной силой. А силой ли? Да, конечно. Они никогда никому ничего не навязывали, они всего лишь советовали. Но не следовать их советам было бы глупо, ведь сатанги никогда не ошибались, никому не отдавали предпочтения и всегда чувствовали предел допустимого.
И вот когда это признали все, ими была предложена сверхдержавам пресловутая «квота вмешательства». Принцип прост и незатейлив, как символ веры: при основном запрете на глобальные военные действия и, разумеется, роспуске армий разрешается поставлять технику и специалистов во время конфликтов на планетах третьего мира. Естественно, все — по просьбе властей и во имя самых высоких идеалов. Квота же — о ней знали, разумеется, далеко не все — призвана регламентировать сроки и масштабы поставок на основе паритета. Идея била так хороша, что многие ведомства изъявили желание обзавестись собственным сатангом…
