тебя не знаю, но это не так. Помнишь лето после колледжа, когда ты жила у меня и думала, чем бы тебе заняться? Да, мы были вместе недолго, но я знаю тебя как себя. — Он умолкает, чтобы сделать вдох. — Ты должна делать то, что тебя трогает, а трогает тебя твоя работа. Нынешняя работа. Что бы ты ни делала, каким бы диким мне все это ни казалось, у тебя получается. Не надо жертвовать работой ради меня. Я этого не хочу. Во-вторых… не перебивай, я быстро устаю. Я прожил прекрасную жизнь. Несмотря на нашу… трагедию. Я хочу жить только на моей лодке. Если ты сделаешь что-то без моего согласия, я никогда тебя не прощу. Я серьезно. И я не желаю снова испытать боль, пытавшую меня последние полгода.
— Я не дам тебе испытать эту боль! — К своему изумлению, Элли плачет. — Ты скрывал от меня свою болезнь. Ты не хотел, чтобы я тебе помогала. Зачем мне вообще жить, если я не могу помочь собственному отцу? Ты скорее умрешь, чем примешь мою помощь.
Она падает на кровать, прячет лицо, рыдает.
— Элли, посмотри на меня.
Она вытирает слезы его рукавом.
— Прости.
— Не надо. Последний раз я видел тебя плачущей, когда умерла твоя мать.
— Ты много чего пропустил. Праздники. Дни рождения. — Она слышит в своем голосе себя, но десятилетнюю: две недели с отцом на море, раз в году, и вот они снова заканчиваются.
— Честный удар. — Он делает паузу. — Все кончено. Океаны загрязнены, их не очистишь.
— Ты можешь помочь их восстановить! Ты…
— Это место, которое тебя так ужасает, — оно такое же, как все остальные. Другие даже хуже. Я ездил по миру. Сделал что мог. Я горжусь тем, что в мою честь назвали червя. — Он вздыхает, кашляет, смотрит Элли в глаза. — Я горжусь тобой. Твоя мать тоже тобой гордилась бы. — Еще одна долгая пауза; она ищет бумажный платок, высмаркивается, вытирает лицо. — Ты можешь кое-что для меня сделать.
— Что?
— Давай переместим вечеринку на мой корабль. Меня похитили. Я не хочу умирать здесь. Прикажи кому-нибудь привезти в док фортепиано — ты сможешь сыграть мне на прощание. Я не слышал, как ты играешь, уже очень, очень давно. Для меня это и есть рай. Я всегда вспоминаю, как первый раз нырял с аквалангом.
— Но…
— Это все, чего я от тебя хочу. Нам не вернуть растраченные мной годы. Выполни мою просьбу, пожалуйста.
Она ждет, пока застарелый гнев, застарелая ярость забурлит и сойдет на нет. Ее рука тянется к телефону, потом замирает. Ты же знаешь толк в импровизации.
Вместо звонка в «скорую» — воспоминание, одно из множества, которое она держала в себе все эти годы, отказываясь отпускать. Она знает, что всплыть воспоминанию позволила новая инфузия, но от этого оно не становится менее ценным.
Зимний день у бабушки. Каникулы. Она играет на фортепиано. Начинает с выученной заготовки — Баха.
Потом — смещение. Она слышит маму, как если бы та была музыкой, Колтрейном, джазом. Она вплетает в Баха новые ноты, настраивает каденцию, движется в новое пространство. Импровизирует. Теряет себя в звуке, падающем снеге, своем отце, который прислонился к фортепиано, — и слезы бегут по отцовским щекам.
Она помнит, что играла много часов.
Она смотрит ему в глаза и видит его словно впервые: человек отдельно от нее, от ее потребностей, от ее способа делать собственную жизнь маленькой и безопасной.
Она кивает.
— Ладно, папа. Поехали.
…………………..
© Kathleen Ann Goonan. A Love Supreme. 2012.
Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале Discover.
© Николай Караев, перевод, 2016
© Ронамис, илл, 2016
…………………..
Кэтлин Энн Гунан (Kathleen Ann Goonan)
____________________________
Американская писательница. Живет в Таверньере, штат Флорида, и в горах Теннесси. В настоящее время преподает в Технологическом институте Джорджии. Опубликовала семь романов, включая удостоенный Мемориальной премии Джона В. Кэмпбелла «Во время войны» (2007). Гунан привлекла внимание фэндома в середине 1990-х, когда выпустила роман «Джаз Квин-сити» (1995), ставший первым из четырех томов «Хроник нанотехнологии», амбициозного постмодернистского сочетания литературных заимствований и «твердой» НФ. В сборник «Ангелы и вы, собаки» (2012) вошли многие рассказы, написанные с 1990 года. Сайт: www.goonan.com.
Эдуард Геворкян
НЕЙТРАЛЬНАЯ ПОЛОСА
/фантастика /биотехнологии
/новый тип войн
/сверхчеловек
В кресле напротив подросток в геймерских очках быстро-быстро перебирал в воздухе большим и указательным пальцами правой руки. Растопыренные пальцы левой медленно шевелились над коленом. Сидящий рядом старик с окладистой бородой покосился на него, качнул головой, повернулся к неопределенного возраста соседке.
«Пройдется по адресу этих молодых», — подумал я.
— В «Истребителей» режется, — сказал старик. — Сейчас ему худо будет.
Женщина возилась с коробкой сока, протыкая трубочкой клапан.
— Пей, дед, — сказала она. — Тебе-то какое дело?
Мое место было у окна. Сиденье сбоку пустовало, а у прохода расположился молодой парень в не по-осеннему легкой куртке. Он глянул на подростка, перевел взгляд на старика и явно хотел что-то сказать. Но тут юный игроман сорвал очки и, пробормотав «вот невезуха!», откинулся в кресле.
— Сбили, да? — хмыкнул старик. — А ты сектором газа мягче работай.
Подросток вытаращил глаза.
— А…э… — успел он выдавить, как дед назидательно поднял палец.
— Ох, уж эти молодые! — провозгласил он, и мироздание вошло в свою колею. — Поиграй с мое, тоже будешь с трех-четырех движений видеть, кто на каком уровне.
— Ха, — обрадовался подросток. — Может, мы в небе встречались?
— Не думаю. Но, может, еще встретимся.
— Я — «Покрышкин-2564», — сказал подросток.
— «Пугачев-09».
— Эге, двузначный? — вмешался в разговор парень в куртке. — Это же армейский индекс.
— Ну да. Только учебный. Я свое в железе отлетал, теперь вот молодых перспективных отлавливаю в сети, натаскиваю помаленьку.
— И много отловили?
— Для Военно-космических сил хватает с лихвой.
У мальчишки загорелись глаза, он что-то тихо спросил, а дед покачал головой и негромко ответил: «Через пару лет можно попробовать, если не передумаешь». Потом разговор свернул на марсианскую экспедицию. Дед посоветовал не суетиться: мол, еще во времена его молодости собирались лететь, да все переносят из года в год, денег потратили уйму. Потому и не надо записываться на всякие испытания и тесты, толку никакого, и еще неизвестно, как они отразятся на здоровье.
Я же смотрел в окно на мерцающую серую полосу. Три часа «трубой» — можно привести мысли в порядок, подготовиться к работе. В разрывах «трубы» на
