человек для правительства, хотя он приветствует великую декларацию Собрания, которое создало Американскую Конституцию, в которой «мы, народ Соединенных Штатов», преодолели трения отдельных штатов и установили Американскую Федеративную Конституцию, он, тем не менее, до странности боится замены любых существующих законных правительств в современном мире. Он не любит говорить о «Нас, людях мира». Но многие из нас все больше понимают, что все существующие правительства должны пойти в плавильный котел. Мы верим, что грядет мировая революция и что в великой борьбе за создание западного мирового социализма современные правительства могут исчезнуть, как соломенные шляпы в стремнинах Ниагары. Мистер Стрейт, однако, на этой стадии становится необычайно законопослушным. Мне кажется, он не осознает накапливающиеся силы разрушения, и потому, я думаю, он не решается планировать реконструкцию во всем ее возможном масштабе.
Он избегает говорить даже об очевидной необходимости того, что при Федеральном правительстве монархии Великобритании, Бельгии, Норвегии, Швеции, Голландии, если они вообще выживут, должны стать, подобно выставочным суверенам составных государств бывшей Германской империи, простыми церемониальными пережитками. Возможно, он это понимает, но не говорит об этом прямо. Я не знаю, задумывался ли он о Нью-Йоркской Всемирной выставке 1939 года или о значении королевского визита в Америку в том же году… и о том, как много в британской системе должно быть отвергнуто, чтобы его Федерация стала реальностью. Большинство значений этого слова подразумевает, что «британскому» как системе должен прийти конец. Его Иллюстративная Конституция разработана с прямо-таки преступным игнорированием фундаментальных изменений в человеческих условиях, к которым мы должны будем приспособиться или же погибнуть. Войну он рассматривает саму по себе, а не как прорыв более глубоких противоречий. Но если мы доведем его первоначальные положения до их логического завершения, то нам не придется особенно переживать из-за его образчика конституции, которая должна так справедливо уравновесить составные государства. Упразднение дистанции неизбежно должно заменить местные атрибуции функциональными ассоциациями и привязанностями, если человеческое общество не распадется полностью.
Местные образования растворятся в мировом коллективе, и основные конфликты в постепенно объединяющейся Федерации, скорее всего, будут происходить между различными всемирными типами рабочих организаций.
На этом хватит о Союзе. Одна из выдающихся заслуг мистера Стрейта состоит в том, что у него хватило смелости сделать определенные предложения, на которые мы можем клюнуть. Я сомневаюсь, что европеец мог бы написать такую книгу. Его наивный политический легализм, его идея спасения через конституцию и его явная вера в магическую благотворность частного предпринимательства явно в духе американца, сколько-то американца до Нового курса, который стал, так сказать, еще более американцем, повидав своими глазами усугубляющийся беспорядок в Европе. Так много американцев по-прежнему смотрят на мировые события, как зрители на бейсбольном матче, готовые к громкой поддержке и переживаниям, но не являющиеся настоящими участниками. Они не понимают, что земля колеблется и под их сиденьями и что социальная революция прорывается на поверхность, чтобы и их в свою очередь поглотить. Для большинства из нас, во всяком случае для большинства из нас. которые старше сорока лет, идея фундаментального изменения нашего образа жизни настолько неприятна, что мы сопротивляемся ей до последнего момента.
Мистер Стрейт временами проявляет такое же живое ощущение надвигающегося социального краха, как и я, но ему все еще не приходит в голову, что этот крах может быть окончательным. Могут быть темные века, срыв в варварство, но, по его мнению, человечество как-то ДОЛЖНО со временем выздороветь. Джордж Бернард Шоу недавно говорил то же самое.
Все может быть гораздо хуже.
Я почти не хвалю мистера Стрейта, потому что это было бы неуместно. Он написал свою книгу искренне, как подлинный вклад в бессистемную всемирную конференцию, которая сейчас проходит, признавая возможность ошибки, требуя критики. И я рассматривал ее в этом духе.
К сожалению, его слово разошлось гораздо дальше, чем его книга. Его книга говорит определенные вещи, и даже когда кто-то не согласен с ней, она хороша как отправная точка. Но многие подхватили слово «Федерация», и теперь наши умы отвлекает множество призывов поддержать федеральные проекты с самым разнообразным содержанием или вообще без содержания.
Десятки и сотни тысяч славных людей, которые несколько лет назад подписывали мирные воззвания и призывы, без малейшей попытки во всем мире понять, что понимается под словом «мир», теперь повторяют новое волшебное слово с таким же малым пониманием его содержания. До них так и не дошло, что «мир» означает такое сложное и трудное упорядочение и уравновешивание человеческого общества, которое никогда не поддерживалось с тех пор, как человек стал человеком, и что у нас есть войны и подготовительные перерывы между войнами, потому что это гораздо более простая и легкая последовательность для нашего своенравного, бестолкового, подозрительного и агрессивного вида. Эти люди все еще воображают, что мы можем получить новое и замечательное положение дел, просто требуя его.
Не сумев добиться мира простым бесконечным повторением слова «мир», они теперь с чувством настоящего открытия твердят: «Федерация». Что должно случиться с людьми, занимающими видные государственные посты, я не знаю, но даже такой безответственный литератор, как я, завален бесчисленными длинными частными письмами, истерическими открытками, брошюрами от подающих надежды организаций, «декларациями» на подпись, требованиями подписки – все во имя новой панацеи, и все это так же тщетно и непродуктивно, как блеяние заблудших овец. Я не могу открыть газету, не обнаружив, что какой-нибудь выдающийся современник опубликовал в ней письмо, мягко, твердо и смело произнося одно и то же слово, иногда приплетая к нему тут и там «Союз Сейчас», а иногда с незначительными улучшениями, но часто не более, чем с голой идеей.
Всевозможные идеалистические движения за мир во всем мире, которые в течение многих лет тихо бормотали себе под нос, поднялись, чтобы следовать за новым знаменем. Задолго до Великой войны вышла книга сэра Макса Вехтера, друга короля Эдуарда Седьмого, в которой он защищал идею Соединенных Штатов Европы, и этот неточный, но лестный параллелизм с Соединенными Штатами Америки часто повторялся, например, как фраза, брошенная г-ном Брианом[25], и как проект, выдвинутый австрийско-японским писателем графом Куденхове Калерги[26], который даже придумал флаг для Союза. Главное возражение против этой идеи состоит в том, что в Европе почти нет полностью европейских государств, за исключением Швейцарии, Сан-Марино, Андорры и нескольких версальских творений. Почти все остальные европейские государства выходят далеко за пределы Европы как в политическом отношении, так и в своих симпатиях и культурных отношениях. Они тащат за собой больше половины человечества. В Европе находится лишь около десятой части
