Она стала демократией, но лишь технически и на короткий период, до своего краха в сентябре 1939 года, когда мистер Чемберлен оказался настолько глуп, что ради нее втянул Британскую империю в дорогостоящую и опасную войну. Но это между прочим. Ни одна из этих пятнадцати (или десяти) «демократий-основателей» на самом деле не является демократией. Итак, мы начинаем плохо. Но их можно было бы сделать социалистическими демократиями, а их федерацию можно было бы сделать чем-то очень реальным и за приемлемую цену. СССР – это федеративная социалистическая система, которая за последние два десятилетия продемонстрировала довольно успешную политическую солидарность, что бы она ни делала или не делала.
Теперь давайте поможем мистеру Стрейту превратить его «федерацию» из благородной, но крайне риторической мечты в живую реальность. Он сознает, что это должно быть сделано за определенную цену, но я хочу сказать, что его цена, насколько я понял его точку зрения, гораздо выше, а вот превращение гораздо проще, более все объемлюще и, возможно, много ближе, чем он предполагает. Он склонен апеллировать к существующим административным организациям, и сомнительно, чтобы они подходили для осуществления его замыслов. Одна из трудностей, которую он замалчивает, заключается в возможном нежелании Индийского министерства передать контроль над Индией (он не упоминает Цейлон и Бирму) новому федеральному правительству, которое также, я полагаю, возьмет на себя ответственность за довольно хорошо управляемых и счастливых пятьдесят с лишним миллионов человек Голландской Ост-Индии, французской колониальной империи, Вест-Индии и так далее. Это, если только он не предлагает просто переименовать Индийское ведомство, потребует невероятных честности и компетентности со стороны нового федерального чиновничества. Стрейт также относится к возможному включению этих пятисот или шестисот миллионов сумеречных народов в новый порядок с легкомыслием, не совместимым с демократическими идеалами.
У многих из этих людей мозги не хуже или даже лучше, чем у обычных европейцев. За одну жизнь можно было бы обучить весь мир до уровня среднего выпускника Кембриджа, имея достаточно школ, колледжей, аппаратуры и учителей. Радио, кино, граммофон, достижения в производстве и распространения позволяют в тысячу раз увеличить размах и эффективность работы одаренного учителя. Мы в изобилии видели интенсивные военные приготовления, но никто еще не мечтал об интенсивных образовательных усилиях. Никому из нас на самом деле не нравится, когда другие люди получают образование. Они могут лишить нас нашего привилегированного положения. Допустим, мы преодолеем эту примитивную ревность. Допустим, мы ускорим – как мы теперь физически способны это сделать – образование и расширение прав этих огромных неразвитых резервуаров человеческого потенциала. Предположим, мы свяжем это с идеей «Союза Сейчас». Допустим, мы оговорим, что Федерация, где бы она ни распространялась, означает Новое и Мощное Образование. В Бенгалии, на Яве, в Свободном Государстве Конго – не хуже, чем в Теннесси, Джорджии, Шотландии или Ирландии. Допустим, мы немного меньше будем думать о «постепенном освобождении» путем голосования и экспериментов в области местной автономии, о всех этих старых идеях, и немного больше об освобождении ума. Допустим, мы отбросим эту старую песню о политически незрелых народах.
Это одно из направлений, в котором предложения мистера Стрейта могут быть улучшены. Обратимся к другому, в котором он, по-видимому, не осознал всех последствий своего предложения. Этот великий союз должен иметь союзные деньги и союзную таможенную свободную экономику. Что следует за этим? Я думаю, больше, чем он понимает.
Есть у денег один аспект, в отношении которого большинство тех, кто его обсуждает, будто неизлечимо слепнут. Нельзя теорию денег или какой-либо денежный план взять просто из воздуха. Деньги – это не вещь сама по себе, это рабочая часть экономической системы. Деньги различаются по своей природе в зависимости от законов и представлений о собственности в обществе. По мере того, например, как общество движется к коллективизму и коммунизму, деньги упрощаются. Деньги так же необходимы при коммунизме, как и при любой другой системе, но их функция при нем простейшая. Оплата рабочего натурой не дает ему свободы выбора среди товаров, производимых обществом. Деньги дают. Деньги становятся стимулом, который «работает на работника», и не более того.
Но как только вы позволяете частным лицам не только приобретать товары для потребления, но и получать кредит на приобретение материалов для производства, не являющихся приоритетными для государства, возникает вопрос о кредите и долге… и деньги усложняются. С каждым освобождением того или иного продукта или услуги от общественного контроля их коммерческой или экспериментальной эксплуатации игра денежной системы расширяется, и растет количество законов, регулирующих ее правила, законов о компаниях, о банкротстве и так далее. В любой высокоразвитой коллективистской системе администрация непременно должна будет давать кредиты перспективным экспериментальным предприятиям. Когда система не является коллективистской, в нее неизбежно просачиваются денежные операции ради получения прибыли, становящиеся все более и более усложненными. Там, где большая часть существенной стороны жизни доверена несогласованному частному предпринимательству, сложность денежного аппарата чрезвычайно возрастает. Денежные манипуляции становятся все более и более важным фактором в конкурентной борьбе не только между отдельными людьми и фирмами, но и между государствами. Как показывает сам г-н Стрейт, в прекрасных рассуждениях об отказе от золотого стандарта, инфляция и дефляция становятся инструментами международной конкуренции. Деньги становятся стратегическими, так же как трубопроводы и железные дороги могут стать стратегическими.
Отсюда очевидно, что для Федерального союза общие деньги означают одинаковую экономическую жизнь во всем Союзе. И это тоже подразумевается в «свободной от таможенных пошлин» экономике мистера Стрейта. Невозможно иметь общие деньги, когда доллар, фунт или любая другая валюта могут купить то или иное преимущество в одном государстве и допущены лишь для простых покупок для потребления в другом. Так что Федеральный союз должен быть единой экономической системой. Возможны лишь очень незначительные вариации в контроле над экономической жизнью.
В предыдущих разделах я ясно показал непримиримые силы, которые ведут или к коллективизации мира, или к катастрофе. Отсюда следует, что «Федерация» означает практически единый социализм в пределах Федерации, ведущий, по мере инкорпорации государства за государством, к мировому социализму. Здесь мы явно продолжаем мысль мистера Стрейта за пределы, им самим до сих пор не осознанные. Ибо совершенно очевидно, что он находится под впечатлением, будто большая часть независимого частного бизнеса так и будет существовать во всем Союзе. Я сомневаюсь, что он считает необходимым идти дальше частичной социализации, уже достигнутой Новым курсом. Но мы представили доказательства того, что борьба за прибыль, дикие дни некоррелированного «бизнеса» закончились навсегда.
Опять-таки, хотя он осознает и заявляет очень ясно, что правительства созданы для человека, а не
