известие? И причем тут эхо?
- Потом поймете. Ваше дело – держаться з-загадочно. Когда буду с ними говорить я, сурово кивайте. Следите за своими бровями. Они у вас на лоб лезут, когда вы удивлены. Чтоб брови оставались на месте, ясно?
- Что тут неясного? Держаться загадочно. Это раз. Сурово кивать. Это два. Брови не поднимать. Это три.
И я пошел сначала к княгине, потом к княжне, потом к князю Котэ, потом к Ивану Степановичу. Был со всеми очень загадочный, на вопросы отвечал: «Это такое известие - с ума сойдете! Не спрашивайте. Сейчас сами узнаете».
После этого все быстро пришли, как миленькие.
Кабинет у Луарсаба Гуриани был такой же полоумный, как оранжерея, как покойный хозяин дома и как вся эта семейка.
В юности князь немножко поучился в Морском корпусе. Оттуда его выгнали за неуспехи, но Луарсаб всю жизнь потом считал себя моряком. Его кабинет назывался «Каюта». Там висел спасательный круг, штурвал, белый флаг с синим крестом, на полу торчал вот такой глобус, а у стены переливался голубой водой огромный аквариум на пятьсот ведер.
Фандорин стоял ко всем спиной и смотрел на разноцветных рыб, а они из-за стекла пучились на него. К собравшимся батоно Эраст повернулся, когда вошла, самой последней, княгиня Лейла.
- Ну что еще стряслось? – недовольно спросила она. - Чем вызвана такая срочность и таинственность? Неужели против кое-кого наконец нашлись улики?
Котэ понял, на кого она намекает. Подбоченился, говорит:
- У меня железное алиби! Господин Фандорин подтвердит. А вот где, сударыня, ночью находились вы?
- Сколько можно повторять одно и то же? – поморщилась она. - Я вне подозрений. Я здесь – жертва. Это убийство меня разорило.
- Это убийство разорило вас всех, - объявил тут сыщик, повернувшись к ним.
Как они все разом закричат!
- Что-что?! (Это Котэ).
- В каком смысле – всех? (Это княгиня).
- И меня тоже? (Это княжна Нателла).
- Позвольте, я не понимаю! (Это Иван Степанович).
Сыщик обвел всю компанию мрачным взглядом. Замолчали.
- Да будет вам известно, дамы и господа, что неделю назад Луарсаб Гуриани втайне составил новое з-завещание, которое всё меняет. Убийца откуда-то прознал про это и решил умертвить владельца поместья, пока завещание официально не зарегистрировано у нотариуса. Однако последняя воля покойного все равно останется в силе, потому что завещание подписано князем и заверено свидетелем, да еще каким. Сам епископ поставил на д-документе свою подпись и печать. Убийца искал бумагу, чтобы уничтожить – я обнаружил в кабинете следы обыска, весьма неумело скрытые. Однако тайника преступник не обнаружил. А мне это удалось.
- Новое завещание? - пролепетал Иван Степанович. - Не может быть!
Лейла простонала:
- Мерзавец придумал еще какую-нибудь пакость, я уверена!
- Какой еще тайник?! – воскликнул Котэ. - И причем здесь епископ?
А княжна Нателла захлопала в ладоши:
- Ух, здорово! Ай да папочка!
Фандорин опять дождался, когда они умолкнут. Потом говорит:
- Тайник находился на самом видном месте – как у Эдгара По.
То у него Басё, то какое-то Эдгарапо, подумал я, ни слова попросту не скажет. Сам стою, держу брови, чтобы не уползли на лоб.
- З-завещание было спрятано под дном аквариума.
Вынимает из кармана сложенный лист бумаги, взмахивает им.
Я догадался: это ему лягушка подсказала, где тайник. Куда она прыгнула? На дно пруда. Зачем? А вот зачем!
Сыщик повернулся к молодому князю:
- Вы спрашиваете, Константин Луарсабович, при чем здесь епископ? А вот п-послушайте. – Стал читать завещание. - «Я, князь Луарсаб Вахтангович Гуриани, находясь в трезвом уме и ясной памяти, объявляю в присутствии его преосвященства свою последнюю волю. Испытывая на себе ненависть своей супруги и страдая от неблагодарности собственных детей, желающих моей скорой смерти, завещаю всё свое движимое и недвижимое имущество Озургетской епархии на ее богоугодные святые нужды. Каждому из членов моей семьи: жене Лейле Давидовне Гуриани, сыну Константину и дочери Нателле епархия должна будет выплачивать пожизненный пенсион по сто рублей в месяц. Сия моя духовная отменяет все предыдущие». Число, подписи, печать епископа. Теперь понятно, почему князь был убит. Завещание пока существует в единственном экземпляре, сделать копии с него должен был нотариус. Если князь убит, а завещание исчезло – в силе остается предыдущее. Но вот законный экземпляр, так что последняя воля п-покойного будет исполнена.
Наступило гробовое молчание.
- Ха. Ха. Ха, - звонко и медленно проговорила Нателла. - Прощай, мой небоскреб.
- Сто рублей в месяц?! – растерянно заморгала княгиня. – Да я на одни духи больше трачу! Однако лучше пусть всё достанется церкви, чем этому сморчку! …Постойте! Получается, что убийца все-таки он! Новое завещание для него невыгодно!
И показала пальцем на молодого князя – очень неаристократично. На того было жалко смотреть – он весь дрожал, лицо бледнее смерти.
- Клянусь... Я понятия не имел о новом завещании… Не может быть! Дайте мне бумагу!
- Чтобы вы порвали или, не дай бог, проглотили единственный экземпляр? – усмехнулся Фандорин. - Я завещание из рук не выпущу. Пусть господин Ладо посмотрит. Он тут единственное незаинтересованное лицо.
Я подошел, взял листок.
На нем было написано одно-единственное слово: «Эхо». Брови мне пришлось насупить, чтобы они меня не выдали.
- Да, это рука его преосвященства. Такая же подпись и печать были на бумаге, когда меня лишили сана. Всё ваше имущество отходит церкви, уважаемые.
И тут случилось вот что.
Князь Котэ рухнул на колени, вцепился пальцами себе в волосы и как взвоет:
- А-а-а-а! Это Божий суд! Это кара! Так мне и надо! Я злодей, я изверг! Боже всемогущий всё видит! И воздает коемуждо по делам его! Я уйду в монастырь! Я буду каяться до конца жизни!
- Все-таки это ты его? – азартно закричала сестра. - Вот это да!
Встрепенулась и княгиня:
- Ага, признался! Какой еще монастырь? На каторгу пойдешь! Так тебе и надо!
- Но позвольте… А как же железное алиби? – спросил Иван Степанович.
Я тоже ничего не понимал. Как же Котэ мог убить отца, если провел ночь с отцом Амвросием?
Князь стал биться лбом об пол, рыдая и проклиная свое окаянство, а я смотрел на батоно Эраста. Как,
