Николай Александрович читает письмо
«С.-М. 25 февраля 1702 года
Моя истинно любимая Беттина,
В соответствии с Уроками эпистолярного Этикета, преподанныминезабвенной Мисс Хеджвуд, Письмо Персоны, находящейся в длительном Путешествии,должно начинаться с Благопожелания Адресату, затем коротко коснуться Сфернебесных, сиречь Погоды, оттуда перейти к Области земной, сиречь описанию МестаПребывания, и лишь после этого плавно и размеренно, подобно Течению РавниннойРеки, следовать по Руслу приключившихся Событий, перемежая оныеглубокомысленными, но не утомительными Рассуждениями и высоконравственнымиСентенциями.
Что же, попробую.
Будь здорова, крепка Духом и не унывай, насколько этовозможно в твоём Положении. Пусть дорогие мне Стены служат не только Убежищемтвоему бедному Телу, но и Опорой твоей кроткой Душе. Таково моё тебеБлагопожелание, и больше, памятуя о своём Обещании, не коснусь сего грустногоПредмета ни единым Словом.
О небесных Сферах лучше умолчу, чтобы не сбиться наВыражения, недопустимые в благонравном Письме. Во всё Время моего ПутешествияПогода была гнусной, а Небо сочилось Дождём, мокрым Снегом и прочей Дрянью,напоминая вечно хлюпающий Нос Господина Обер-коммерцсоветника. Ах, прости!Сравнение само соскочило с Кончика моего Пера.
Не ласкала моего Взора и Область земная. Нынешняя Войнамечет свои Громы и Молнии вдали от моего Маршрута, но Дороги за германскимиПределами отвратительны, постоялые Дворы нечисты, а Извозчики вороваты, однакоя не стану тратить Время на Сетования по столь малозначительному Поводу, ибоздесь, в Городе, куда так рвалась нетерпеливая Душа моя, довелось мнестолкнуться с Нечистотой и Вороватостью куда горшего Толка.
Честно признаюсь тебе, милая моя Беттина, что пребываю вСтрахе, Тревоге и Малодушии. Препятствия, возникшие на моём Пути, оказалисьтруднее, чем представлялось издалека. Но, как говорил когда-то мой дорогойОтец, ободряя меня перед Скачкой через Барьеры, Страх для того и существует,чтоб его побеждать, а Препятствия ниспосылаются нам Господом, дабы мы ихпреодолевали.
Это, как Ты несомненно поняла, была высоконравственнаяСентенция, от которой я сразу перейду к глубокомысленному Рассуждению.
Чему быть, того не миновать, а бегать от своей Судьбы вравной Степени недостойно и глупо. Всё равно не убежишь, лишь потеряешьСамоуважение и Честь.
Моя Судьба, похоже, уготовила мне Дорогу гораздо болеетрудную и долгую, чем мнилось нам с Тобою. Город С.-М., самое имя которогосделалось мне до того неприятно, что я предпочитаю обозначать его лишь первымиБуквами, очевидно, превратился из конечного Пункта моей Поездки в отправнуюТочку Путешествия гораздо более дальнего и опасного. Боюсь, у меня нет иногоВыхода.
Арматор Лефевр, в переписке казавшийся столь любезным ипокладистым Джентльменом, искренне заинтересованным в Успехе моего Предприятия,при Встрече оказался Выжигой наихудшего Сорта.
Назначенная им Цена многократно выше той, о коей мысговорились, но это ещё Полбеды. Гораздо тягостнее дополнительные Условия, откоторых я не могу отказаться, а ещё более того томят меня недоброе Предчувствиеи тягостное Недоверие, которое вызывает у меня этот Человек.
Но чему быть, того не миновать. Лишние Расходы меня неостановят, ибо Сокровище, за которым я отправляюсь, с избытком окупит любыеТраты, ибо воистину на свете нет Приза дороже этого. Что ж до Опасностей, тострашиться их простительно, а готовиться к ним даже необходимо, но Стыд тому,кто из Боязни отказывается от высокой Цели.
Прости, что пишу сбивчиво и не называю Вещи своими Именами,но в эти смутные Времена ни к чему доверять Бумаге лишнее, а предстоящее мнеПлавание не совсем безупречно с Точки Зрения Закона.
Думаю, ты и так поняла, что я отправляюсь в Путь лично.Иначе у меня не будет Уверенности, что Дело исполнится должным Образом.
В конце концов, чтоб добраться до С.-М., мне пришлосьпотратить почти столько же Времени, не говоря о перенесённых мною Испытаниях.Когда я расскажу тебе о них, ты содрогнёшься.
Итак, страшись за меня: я попаду во Владения ужасного Мулая.
Завидуй мне: я увижу сказочные Чудеса.
Молись за меня — я очень нуждаюсь в Молитве чистого Сердца.
Твой самый любящий и верный Друг Эпин»
Николай Александрович Фандорин перевернул ломкий лист,покрытый ровными строчками буро-коричневого цвета. То, что почерк был старинным,а чернила выцвели, беглому чтению не помешало. У магистра истории имелсябольшой опыт расшифровки старинных документов, часто находившихся в куда худшемсостоянии.
Теплоход слегка качнуло на волне. Пришлось на секундуприкрыть глаза — сразу подкатила тошнота. Вестибулярный аппарат никак не желалпривыкать к качке. Впрочем, Ника не мог читать даже в машине, на идеальноровном шоссе — немедленно начинало мутить.
На огромном океанском лайнере качка ощущалась при волнениибольше четырёх баллов, а сегодня, судя по сообщению в корабельной газете«Фэлкон ньюс», ожидалось не больше трёх. Должно быть, корабль колыхнулаодиночная волна-переросток.
Едва пол выровнялся, Фандорин открыл глаза и прочёл надписьна обороте. Триста лет назад конверты были не в ходу. Частные письмаобыкновенно складывали, запечатывали и писали адрес на чистой стороне.
Губы Николая Александровича издали сладострастныйпричмокивающий звук. Кое-что начинало проясняться.
«Благородной Госпоже Обер-коммерцсоветнице Беттине Мёнхле,урождённой Баронессе фон Гетц в Её собственные Руки.
Замок Теофельс близ Швебиш-Халля»
Замком Теофельс когда-то владело семейство фон Дорнов, ккоторому принадлежал и Ника, посвятивший значительную часть жизни исследованиюистории своего рода. Любой документ, имеющий хотя бы самое косвенное отношениек Теофельсу, представлял для Фандорина несомненный интерес.
Знакома ему была и фамилия Мёнхле. Так первоначально звалиновых владельцев, к которым замок перешёл в начале восемнадцатого столетия.Потом они сменили имя на более благозвучное, но жена первого из них в самомделе была урождённая Беттина фон Гетц.
