нереальности происходящего просто не шли у меня из головы, хоть я и устроился удобнее и постарался отвлечь себя пересчетом звезд. Но теперь мне начали досаждать тоскливые птичьи переговоры. Сильнее всех раздража сова, что сидела на сосне в сотне метрах от берега, то умолкая, то вновь начиная свое тоскливое завывание. Невольно прислушавшись к ее жалобному пению, я вновь начал напрягаться всем телом. Пела неясыть уныло и монотонно, но уже после нескольких минут наблюдений я уловил четкий повтор каждого издаваемого птицей звука. Вот снова кончились четыре длинных дребезжащих пассажа, затем раздался громкий свист, за ним последовала приглушенная трель отозвавшейся за лесом ее подружки. Два-три-четыре раза повторился тот же фрагмент. Филин, — сосредоточенно прошептал я, и как по заказу в этот самый момент от болот вновь послышалось сердитое уханье филина. И снова все начиналось по новой. Охваченный небывалым волнением, я рванул в сторону леса и успокоился лишь тогда, когда согнал с дерева эту дьявольскую птицу.
— Святой Матриарх! Духи предков! Матерь огня Ифрида! — бормотал я, бредя обратно. Больше я не находил себе места. То вглядывался в ровный диск луны, то глядел на свои руки, щупал кожу на ладонях и запястьях. Ощущения были грубыми и, что меня больше всего поразило, едва заметными, словно бы на руках у меня были перчатки. Интересно, какая кожа на руках Бэлсирифь? Ни к одной женщине, кроме матери, до того момента я не прикасался. Но я точно помнил, что у мамы ладони были мягкими, как бархат. Я вспомнил, как ласкала она мои волосы, и эта память меня слегка успокоила. Еще шесть-восемь дней, и мы выследим упыря, и я смогу вернуться в деревню. И там я обязательно расспрошу ее обо всем. Она должна знать ответ. Кто, если не она, старшая провидица Матриарха. Она знает ответ.
— Ты совсем не выглядишь уставшим. — Зильмедир нашел меня там же, где и оставил, у самой воды, глядящего на звездное небо.
— Еще посижу, — отозвался я неуверенно.
— Не глупи. Кошмар не вернется. Спи спокойно, — заботливо молвил товарищ. — Завтра нас ждет нелегкий переход через болота.
Похлопав его по плечу, я не спеша поплелся в сторону лежанки. Тяжелыми руками скинул жилет и сапоги и откинулся на матрас из камыша. Перед тем как закрыть глаза, я еще раз посмотрел на небо и, завидев спешащую к земле малюсенькую звезду, загадал, чтобы мне приснился сон о густых джунглях посреди неизведанной земли, с восходящим на горизонте огромным рыжим солнцем, и стаю пролетающих над парящей металлической повозкой белых птиц с крыльями, похожими на рыбьи плавники.
Услышав принесенную ветром чарующую мелодию, я вздрогнул… Но, нет — то был лишь мелодичный голос Зильмедира. Следопыт пел себе под нос старинную песню тех времен, когда народы семи королевств были едины.
Заслушавшись мягким пением товарища, я сам не заметил, как заснул.
О ночь!{?}[L’Hymne à la nuit (Гимн ночи). Свободный перевод автором темы из оперы Жана-Филиппа Рамо «Ипполит и Арисия», созданной в 1733 году.] Глубокое молчание!
Остановив ума блуждания,
Ты звездным трепетным мерцанием
Покой уснувших охраняй!
Над странником, глядящим в вечность
Атласный полог расстилай!
О ночь! Пора воспоминаний!
Сосуд бессмысленных страданий
Наполни радостью сполна!
Будь милосердна к пилигримам
И кающимся, и невинным,
И сон продли их до утра!
Певцам, рожденным для мечтаний,
Даруй способность к состраданию
И ясность вольного ума
И безмятежностью безбрежной
Наполни сердце их до дна!
О Ночь! Спусти с небес на землю
Плеяд непостижимых тайны!
В спокойном их очаровании
Танцует полная луна…
Под покрывалом темноты
Нет правды слаще, чем надежда,
Нет красоты милей мечты.
Вместо заключения
Есть контакт, Сол, дружище… Через десять… девять…
