class="p1">– О! – бросила она самым беззаботным тоном, на какой была способна. – На самом деле они неплохие люди. Просто надо уметь с ними обращаться.
– Вы только ее послушайте! – усмехнулся Тед. – Какая умудренность!
Он дразнил ее, в этом не было ничего дурного, но никогда еще она не чувствовала себя менее умудренной, чем сейчас.
15
2019 год
Дневник был помечен 1983 годом, от этого Пип еще больше разбирало любопытство. Может быть, автор регулярно вела дневник? Может быть, этот – один из многих? Если так, почему ей не попались другие? Предположим, человек, отнесший дневник в благотворительную лавку, сознательно выбрал именно этот год. Она представила шеренгу дневников на полке и руку неизвестного, выбирающего год на отбраковку. Вряд ли такова была причина появления дневника в лавке, но сама идея ей понравилась. Нельзя ли с такой же легкостью изъять из ее собственной жизни последние шесть месяцев? Пошла бы она на это? Не задумываясь, решила она. Не задумываясь!
Впрочем, скорее всего, появление дневника в лавке объяснялось досадной случайностью. Досадной для автора, но счастливой для Пип.
Дневник был формата А5, с веселенькими оранжевыми маргаритками на обложке, у каждой желтенькое пятнышко в середке. Пип потрогала вытисненные цифры 1983, немного поразмыслила, этичен ли ее замысел, и снова пришла к выводу, что дневник не настолько интимен, что о нем лучше умолчать.
В глубине души она понимала, что это не так. Никто не стал бы намеренно оглашать содержимое дневника. Нет такого намерения – уничтожишь его, и дело с концом. То, что этот в конце концов угодил в коробку с книгами в благотворительной лавке, значило одно: это произошло по ошибке. Но, рассуждала Пип, эту ошибку она может исправить, попробовав определить по содержанию дневника, кто его автор. С точки зрения этики этот довод, конечно, прихрамывал, но что с того? Она же не в суде!
Более-менее удовлетворенная своей хромой логикой, Пип открыла дневник – и тут же, на первой странице, наткнулась на ответ на свой вопрос. «Дневник принадлежит…» И дальше большими печатными буквами: «ЭВЕЛИН МАУНТКАСЛ».
У Пип упало сердце. Задача выполнена. Дневник принадлежал некой Эвелин Маунткасл, и, чтобы узнать это, ей даже не пришлось начинать чтение. Теперь оставалось только выяснить местонахождение владелицы и вернуть дневник ей.
Но Пип это не нравилось. Она была готова приступить к изучению чужого мира, хотя бы ради недолгого забвения своего собственного. Разве она этого не заслуживает? Ее собственная жизнь испорчена, и не исключено, что непоправимо. А раз так, почему бы не позволить себе небольшое послабление?
Договорившись со своей совестью, Пип перевернула страницу.
По кремовой бумаге текли, как вода из ручья, пузырясь и пенясь, легко читаемые разборчивые строки. Даже не вчитываясь, Пип угадывала воодушевление автора этих коротких энергичных фраз – взять хотя бы количество восклицательных знаков! Над i стояли точки, но Пип уже виделись на их месте пузырьки.
Пип знала, что почерк человека многое говорит о его натуре. Перед ней лежало наглядное свидетельство вкуса к жизни, даже некоторой восторженности. У самой Пип почерк был ровный, легко читаемый, скучноватый. В детстве ей хотелось выработать почерк пооригинальнее, передающий ее непохожесть на остальных, но стоило перестать стараться – возвращалась прежняя скучная скоропись.
Но сейчас она столкнулась с чем-то совершенно другим; сам почерк Эвелин Маунткасл рождал у Пип симпатию к ней. Она прикинула нынешний возраст Эвелин, но задачу затрудняло отсутствие подробностей ее жизни. Аналитический ум Пип лихорадочно заработал. Судя по уже прочитанному, у Эвелин была дочь Скарлетт, в то время совсем малышка. Если в 1983 году Эвелин было лет тридцать, то теперь ей должно быть в районе шестидесяти. Это позволяло надеяться, что она жива. Книги и дневник могли попасть в коробку в результате посмертной уборки в ее доме, но такую вероятность Пип отмела.
Тяжело вздохнув, она приняла сознательное решение продолжить чтение.
1 января 1983 г.
С днем рождения, Эвелин!
До Скарлетт (назовем это Д.С.) я бы встречала год на шумной вечеринке, следила бы за стрелками, приближающими день моего рождения. Я бы прыгала на месте, привлекая внимание окружающих к тому, что это я рождаюсь, а не очередной год. Честно говоря, я уже плохо помню те беззаботные деньки. Такое ощущение, что тогда все происходило не со мной, в совсем другой жизни.
1983 год я встречала в постели, а не на вечеринке (хотя бы не спала – не забыла, что начало нового года следует как-то отметить, пускай и в тишине). Где-то дальше по улице веселились, гуляки шумно проходили мимо моего дома. Джоан открыла окно и наорала на них: нечего, мол, мешать спать приличным людям. Ирония в том, что своим воплем она, наверное, разбудила еще больше народу. Ну не понимает человек, что такое веселье!
Я урвала несколько часов сладкого сна, а потом меня разбудила Скарлетт: пришла ко мне в комнату, залезла в постель, прижалась своими холодными ножками к моим теплым ногам. Даже вспомнила про мой день рождения – очень трогательно для трехлетки! Такой впечатлительный ребенок!
Начало года – самый лучший момент, чтобы оценить, где ты находишься и куда тебе хочется попасть. Я не там, где хочу быть! Это просто. Гораздо труднее что-то изменить, но я собираюсь поставить в 1983 году цель все вернуть на круги своя. В следующем году Скарлетт пойдет в школу, сначала это будет прогулочная группа; но у меня наконец-то появятся драгоценные часы для себя. Может, я даже найду какую-нибудь работу и покончу с полной зависимостью от Джоан. Та беззастенчиво скупится на каждый пенни, который вынуждена тратить на меня и Скарлетт. Если я смогу работать, то начну хотя бы немного участвовать в расходах, а то и откладывать кое-что на будущее бегство!
Тед говорит, что после переезда в Лондон нетрудно будет найти кого-то, кто бы присматривал за Скарлетт после школы. И тогда я смогу полноценно вернуться к работе. Я уже буквально считаю дни…
К тому моменту, когда отцовский «Лендровер» с рычанием въехал во двор, Пип добралась до конца февральских записей. Судя по всему, живя с дочерью Скарлетт и сестрой Джоан, Эвелин Маунткасл света белого не видела. Все происходило в Саутволде, иначе ее дневник не попал бы в здешнюю благотворительную лавку. В нем пару раз упоминались места, которые Пип помнила по своему детству, хотя она не нашла ничего, что позволило бы определить, где находился ее дом.
Она взяла телефон и написала в «Гугле»: «Эвелин Маунткасл,
