— Это ее дело. Меня это не касается.
Мэдден улыбается про себя. Ага, вот теперь он ее зацепил.
— Как ты думаешь, у них все было серьезно? Или доктор Коган просто хотел разок с ней переспать?
— Не знаю. Вы лучше его спросите.
— Она тебе говорила, что занималась с ним сексом?
— А зачем ей что-то говорить? Я все видела.
Мэдден моргает.
— Что, прости?
— Я их видела.
— В ту ночь ты видела, как они занимались сексом?
— Да.
«Ура, — думает он, — повезло, наконец-то повезло. У меня есть свидетель. Вот елки, ну надо же!»
— Я услышала стоны и пошла в гостевую посмотреть, в чем дело. Ну, понимаете, мой диван стоял прямо у стены гостевой. Я потихоньку заглянула в дверь. Они ее даже не закрыли до конца.
— И что ты увидела?
— Он был сверху. И елозил по ней.
— Он был голый?
— Ага.
— А она что?
— Ничего, лежала и стонала. А потом вдруг говорит: «Трахни меня! Трахни по-настоящему!»
Мэдден потрясен. Не грубостью девочки, а тем, что Кристен именно так все в дневнике и записала.
— Никогда этого не забуду, — продолжает Керри. — Она же в первый раз! Я прямо обалдела. Девственницы так себя не ведут.
Мэдден не знает, что и думать.
— А потом? — спрашивает он.
— Я вернулась на диван и закрыла голову подушкой. Ужасно расстроилась.
— Из-за того, что твоя лучшая подруга переспала с парнем, в которого ты влюбилась?
— Да нет. Он мне уже не нравился тогда. Я всего-то недели три из-за него переживала.
Мэддену не хочется форсировать разговор, но тут явно требуется пинок.
— То есть ты просто расстроилась, потому что они сексом занимались?
— Ага. Ну… он же мужик. Старый, почти как мой папа. А тут он голый скачет по моей подруге и стонет. Противно.
— Ты с утра с ним об этом говорила?
— С доктором Коганом? Нет. Я позвонила брату в половине восьмого утра, он приехал и забрал нас. Мы тихонько ушли. Он ничего не заметил.
— А Кристен тебе что-нибудь сказала?
— Только на следующий день. А я сделала вид, что удивилась. Чтобы она не думала, будто я подглядывала.
— И больше ты доктора Когана не видела?
— Нет.
— А Кристен?
— Она ему звонила и даже, по-моему, приезжала.
— Он ее выгнал?
— Ну да. Сказал, они больше не могут встречаться.
— Почему?
— Потому что его с работы иначе выгонят.
Мэдден листает блокнот в поисках нужной записи. Ага, вот она.
— Кристен написала: «Не знаю, хотел ли доктор Коган меня обидеть, но последние несколько недель мне было ужасно грустно. Меня бросили». Она была расстроена?
Глаза Керри снова начинают блестеть от слез.
— Кажется.
— Кажется?
— Если честно, мне было все равно. Я видела, что ей больно, и радовалась. Типа, поделом ей. Чего хотела, то и получила.
— Она сказала доктору Когану, что была девственницей?
Слезы, одна за другой, текут по щекам Керри. Мэддену больно на это смотреть.
— Нет, по-моему, не сказала.
— Почему? — мягко спрашивает он.
— Она не хотела, чтобы он знал.
Мэдден протягивает следующий бумажный платок. Она смотрит ему в глаза. Кажется, ей нужно подтверждение. Нужно, чтобы ей сказали — она не предательница.
— Плохая из меня подруга, да?
Эти слова звенят над садом еще несколько секунд после того, как Керри замолкает.
— Плохая, да?
— Конечно, хорошая, — отвечает Мэдден.
Керри плачет, а Мэдден оглядывается на большое окно гостиной. Рядом с матерью Керри стоит Билл Кройтер. Они переглядываются, и Билл отходит от окна. Мэддену его больше не видно.
15
Доктор тоже человек
10 ноября 2006 года, 16.49
Коган начал дневной обход около четырех. Дневные обходы давались ему легче, чем утренние. Он просто заходил поздороваться, чтобы пациенты не волновались и знали: он про них не забыл.
Девушку в тот день он осмотрел последней. Коган не любил оканчивать день в плохом настроении, поэтому сначала он заходил к тяжелым больным, а уж потом к тем, которые точно шли на поправку. Когда Тед был маленький, он и ужин ел так же. Сначала съедал овощи, а уж потом все вкусное. Так было гораздо приятнее, и ничто не омрачало радости от поглощения мяса или курицы. Тед обожал эту часть ужина. По этой же причине ему было легко сначала сделать уроки, а потом идти на улицу играть. И от игры в мяч никакие мрачные мысли о несделанных уроках не отвлекали.
Девушку перевели в обычную палату. И ее уже пришли навестить. Рядом с кроватью Кристен сидела еще одна девушка, чему Коган весьма удивился. Он-то думал, что придут родители или хотя бы один из них, скорее, мама.
— Кристен, привет! — поздоровался он. — Как дела?
— Нормально.
Тед пролистал ее карту. Так, объем выделяемой жидкости нормальный для подростка. Надо сказать медсестре, чтобы уменьшила дозу физраствора в капельнице.
— Я задам тебе пару вопросов и проверю повязку, ладно? — Тед положил карту в ногах кровати. — А потом ты сможешь еще посмотреть телевизор.
— Да ладно. Там все равно ничего интересного не показывают.
Тед просунул стетоскоп под пижаму и послушал легкие и сердце. Попросил дышать глубже. Закончив, приподнял край пижамы и осмотрел повязку.
— Как вы думаете, сколько я тут еще пробуду? — спросила Кристен.
— Дня три-четыре. Надо убедиться, что в крови нет инфекции.
— А можно мама мне DVD-плеер принесет?
Он поправил ее пижаму.
— Конечно, можно. Почему же нет? Ты любишь фильмы смотреть?
Она слегка покраснела.
— Ага.
— Она хочет стать режиссером, — вставила вторая девушка.
— Правда? — спросил Коган. — Ты учишься на режиссера?
— Ну, мы же еще в школе пока, — пояснила Кристен. — В школе такому не учат.
Коган вскоре узнал, что девчонки — школьные подруги. Вторая, Керри, все время мотается между двумя домами, потому что ее родители развелись. Может, она все-таки переедет к отцу, но у него в квартире только три комнаты, и придется ходить в другую школу. Кристен как раз ехала домой от папы Керри, когда попала в аварию. Керри из-за этого очень переживала, потому что они заболтались, а потом Кристен очень спешила домой, чтобы успеть к одиннадцати. Позже одиннадцати ей возвращаться не разрешали. Керри считала себя виноватой в аварии. А Кристен сказала, что вовсе Керри и не виновата.
