собралась искать потаповские документы для продажи. Я же боялся за нее.
– Может, это и была фигура речи, но я всю жизнь тряслась, что могу отъехать в детский дом! – Вероника расплакалась.
– Знаешь, Вероника, пойдем в дом. Перекусим, а потом договорим. Я далек от мысли, что ты должна считать меня отцом. Ты вовсе не должна считать себя обязанной подавать мне стаканы воды, когда я одряхлею и состарюсь. Тем не менее, я вовсе не хочу, чтобы ты думала обо мне как о последнем мерзавце.
21
Рядом с домом кипела работа. Как это только удалось Виктору, но камеры наблюдения были уже почти установлены, и сигнал с одной из них был выведен на экран неизвестно откуда взявшегося компьютера. Дети с восторгом наблюдали из дома за происходящим во дворе. Мурзик, как обычно, валялся на диване. Максим удивился, когда Зуев сел рядом с котом и начал чесать ему за ухом. Мурзик аж начал урчать от удовольствия.
Вероника с Максимом хотели начать накрывать на стол, но их опередил Витя. Он вполне освоился и отлично знал, что где лежит. Для Зуева Виктор принес специальную еду из машины. Мужчины с аппетитом поели, а Вероника только поелозила ложкой в супе. Она сидела, вся сжавшись, и о чем-то напряженно думала. Максим хотел приободрить девушку, но не сумел придумать как.
– Вероника, Максим, может быть, информации для Вас многовато, может быть, перенесем окончание разговора на будущую встречу?
– Нет, зачем отрезать хвост собаке по частям, – отрезала Вероника, – Вы хотите доказать, что это я монстр, давайте с этим закончим. Я, наконец, узнаю о всех своих несовершенствах.
– Как скажешь, – Зуев решил не реагировать на колкости Вероники, – только пойдемте в кабинет. Лишние уши ни к чему.
Вероника сходила за ключами, впустила мужчин в кабинет, задернула шторы, включила свет и открыла сейф. Зуев аж присвистнул. Хорошая вещь всегда радует глаз. Вероника вытащила из сейфа свою детскую игрушку – то ли белку, то ли зайца, положила ее не стол и закрыла сейф. Потом распорола шов и вытащила из игрушки ожерелье. Камни сразу заиграли всеми цветами радуги.
– Вот ожерелье, о котором Вы, Игорь Валерьевич, спрашивали. Дело было так. У нас был двухкомнатный люкс. Меня, как водится, мать положила спать, но я не спала. Дверь в большую комнату была приоткрыта, и в зеркальной дверце шкафа я видела все, что там происходит. После успешного доклада папы у нас в большой комнате собрались папины коллеги и друзья. Перед вечеринкой мать решила напоить папу чаем. Я хорошо видела, что перед тем как дать ему чашку, она туда что-то капнула. Я только хотела крикнуть и предупредить папу, как увидела, что он вылил чай в цветочный горшок в тот момент, когда мать отвернулась. При гостях папа сел в кресло и через некоторое время сделал вид, что задремал. На самом деле он очень внимательно следил за происходящим. Мать надела ожерелье и стала им хвастаться. Женщины, конечно, разахались, и мать сняла с себя ожерелье, чтобы лучше продемонстрировать его достоинства. В это время вдруг погас свет. Можете считать меня монстром, но я до сего момента считала, что это Вы устроили аварию. В коридоре кто-то истошно закричал, и все вылетели из комнаты. Мать взяла ожерелье, положила его мне под подушку и только потом вышла в коридор. Не знаю почему, я вытащила ожерелье и сунула его в эту игрушку. У нее и в то время шов все время расходился. Папа все это заметил и сделал мне знак молчать. Через некоторое время все вернулись в комнату и увидели, что ожерелья нет. Как выразился Григорий Антонович, мать отнеслась к потере индифферентно и отказалась вызывать полицию. Папа продолжал делать вид, что спит. Когда гости разошлись, мать полезла ко мне под подушку… и не обнаружила ожерелье. Что тут началось! Мать такого наговорила папе, что я повторять не стану даже под страхом смерти. Она даже попыталась ударить папу, хорошо, что пришел Антон Борисович и указал матери на ее место. Рано утром она куда-то ушла, больше я ее живой не видела. Все.
– Вероника, меня не было среди гостей, потому что я отвозил Степаниду и Максима в Москву. Вернулись мы поздно ночью, когда ожерелье уже пропало. Так что алиби у меня есть. Я так понимаю, что ожерелье ты носить не собираешься. Положи его назад в сейф. Подаришь дочери на свадьбу.
У Вероники глаза наполнились слезами, и она убрала ожерелье в игрушку:
– Это не настоящие бриллианты. Это копия ожерелья, которое было у прапрабабушки Максима.
– Вот и хорошо. С бриллиантами большая морока. Теперь слово возьму опять я и немного расскажу о себе. Я родился в маленьком городке в Подмосковье в маленьком частном доме. Мама у меня преподавала русский и литературу в школе, отца своего я никогда не видел. Я хорошо учился, поступил в институт, там меня случай свел с Антошей, дедом Максима. Что-то он во мне углядел и сделал своим помощником, оруженосцем. Таких талантов, как у Петьки и Гришки, к науке у меня не было. Зато я понимал толк в том, что сейчас называют менеджментом. Просто слов таких тогда никто не знал. Мы с Антошей сработались, и я стал бывать у него в доме, познакомился со Степанидой. Вот представьте, я вставал в пять утра, тащился в любую погоду до вокзала, трясся в электричке, потом на метро и еле-еле поспевал к началу рабочего дня. Вечером опять метро, электричка, лужи и грязь по дороге домой. И вот с таким бэкграундом я попадаю в четырехкомнатные хоромы Веселовых и Потаповых. Потолки теряются где-то в небесах, домработницы и бомонд в качестве гостей. Не скрою, завидно мне было, очень завидно, и я решил, что обязательно пробьюсь и буду жить так же, как и Антоша. В эти годы я встретил Ирку. Обратил на нее внимание, потому что она напомнила мне мать, которую я очень любил. От Ирки я никогда не скрывал, что женитьба на ней в мои планы не входит, во всяком случае, пока я не выйду в люди. Но разве Ирка меня слушала, гнула свою линию также настойчиво, как и ты, Вероника. Вы, женщины, навоображаете себе неизвестно чего, а потом обижаетесь, что не по-Вашему получилось. Родилась Вероника. Я – реалист, поэтому прекрасно понимал, что мы с Иркой хорошими родителями дочери быть не сможем. Вот я и придумал выдать Ирку замуж за
