class="td" align="left">59,0
(95)
51
Германия
29,0
770
89
94
16,1
30,1
Греция
53,7
390
94
20
8,2
Венгрия
53,0
424
177
41
9,4
30,0h
Италия
46,8
517
120
59
6,1
(15,5)
Япония
43,0
(208)
138
60
4,5
(6,8)
Латвия
66,2
(115)
47
Литва
76,7
(69)
Польша
65,9
350
145
32
22,3
16,7
Португалия
55,0
320
142
23
Румыния
77,2
331
184
21
6,2
Испания
56,1
445
126
33
20,4
Югославия
78,1
341
147
35
11,9
Среднее
57,9
352
159
48
12,4
a) Процент рабочей силы, занятой в сельском хозяйстве, ок. 1930 г. Цифра по Чехии соответствует 1930 г. и относится к территории до 1945 г.; цифра по Португалии исправлена; цифра по Испании дана по 1920 г.
b) ВНП от 1929 г. исчисляется в долларах США от 1960 г. Источник: Bairoch, 1976: 297; Mitchell, 1993; данные по Эстонии, Латвии и Литве приводятся по Latvian Economist 1933, оценки национального дохода исправлены с повышением на 15 % (эти цифры все равно кажутся слишком низкими).
c) Детская смертность на тысячу населения по 1928 г. Обратим внимание, что смертность среди только негритянских детей в США составляла 106 человек. Источник: Mitchell, 1993; 1998.
d) Количество почтовых отправлений на душу населения. Источник: Mitchell, 1993; 1998.
e) Максимальное падение ВВП в процентах за период 1922–1935 гг. в постоянных ценах. Источник: Mitchell, 1993; 1995; 1998; Lethbridge, 1985: 538, 571, 592. Цифра по Польше — оценочная.
f) Самый высокий уровень довоенной безработицы. Источник: Maddison, 1982: 206; Newell, Symons, 1988: 70; Toniolo, Piva, 1988: 230; Garside, 1990: 5; Mitchell, 1993; 1995; 1998. Эти цифры не внушают никакого доверия, поскольку статистика безработицы в малоразвитых странах, как правило, сфальсифицирована. Цифры, которые мне показались слишком низкими, я помещаю в скобки.
g) Все цифры в скобках, скорее всего, недостоверны. Я не включаю их в подсчет сред него арифметического значения.
h) Только занятые в промышленности.
В целом таблица отвечает «да». Демократии стабильно опережают авторитарные страны по двум или трем индексам[18]. Большинство демократических стран превосходит авторитарные по всем четырем измерениям, поскольку северо-запад Европы в целом развит лучше юго-востока. Однако есть и заметные отклонения. Все четыре немецких и три из четырех австрийских индекса показывают, что перед нами развитые страны. Чехословакия, Финляндия и Ирландия экономически — «промежуточные» страны между двумя Европами; то же положение занимали они и политически. В целом, за исключением двух немецкоязычных стран, зависимость очевидна. При всех уточнениях, которые я сделаю позже, рост авторитаризма в межвоенной Европе был именно проблемой менее развитых стран.
Однако таблица показывает, что в отношении фашизма это неверно. Некоторые утверждают, что в очень отсталых странах, где не было ни развитой экономики, ни развитого общества, потребных для эффективной мобилизации масс, фашизм развиться не мог. Самым отсталым странам, говорят они, оставалось лишь полагаться на традиционные старые режимы, монархические или военные; самое большее, чего они могли достичь, — корпоративизм (Gomez-Navarro, 1991). Райли (Riley, 2002) доказывает, что фашистская массовая мобилизация требует гражданского общества — переворачивая, таким образом, обычную либеральную теорию гражданского общества, в которой оно выступает предпосылкой для демократии. Эти авторы полагают, что фашизм лучше развивался в более развитых странах, с густой сетью рынков и общественных движений. Однако табл. 2.1 показывает, что крупнейшие фашистские движения мы обнаруживаем на всех уровнях развития: в высокоразвитых Австрии и Германии, промежуточной Италии, отсталых Венгрии и Румынии. По-видимому, с уровнем экономического развития фашизм не связан.
«Модернизационная» и марксистская теоретические школы утверждают, что экономическое развитие приводит к демократии, проводниками которой становятся передовые социальные классы. Опираясь на традицию, восходящую к Аристотелю, такие теоретики модернизации, как Липсет (Lipset, 1960) и Хантингтон (Huntington, 1991: 66–68), считают, что экономическое развитие увеличивает численность среднего класса, что благотворно для демократии. Их мнение разделяет и марксистский автор Баррингтон-Мур (Barrington-Moore, 1966): он пишет, что буржуазия (а также свободное крестьянство) стали в Европе раннего нового времени проводниками либеральных реформ. В более близкие к нам времена другие марксистские исследователи, в особенности Руэшмайер (Rueschemeyer et al., 1992), оспорили это утверждение.
Они показывают, что средний класс скорее плетется в хвосте демократизации, чем возглавляет ее, что он может быть как про-, так и антидемократичным. По их словам, главная сила демократизации — рабочий класс, а главные противники демократии — крупные землевладельцы. Следовательно, капиталистическая индустриализация, увеличивающая число рабочего класса и сокращающая количество крупных землевладельцев, действует на благо демократии. Стивенс (Stephens, 1989) объясняет межвоенный авторитаризм в основном как результат конфликта между демократическим рабочим классом и капиталистами, особенно сельскими, которые в конце концов прибегли к авторитарным репрессиям. Этот аргумент не нов: чем больше социальная группа, склонная к мобилизации, тем настоятельнее она требует расширения прав и свобод. Сперва гражданских прав для себя добился средний класс,
