Дались мне ваши бусины! Но неужели нет никаких правил, чтобы выступающим не мешали?
В голове у Дона зрели просто головокружительные перспективы разнообразных срывов Праздников — от корзины гнилых яблок до тонн жидкого навоза. Собеседник молчал.
— Когда мне было три бусины, — сказал он спустя несколько минут, когда Дон уже мысленно понастроил земляных ловушек на арене, — я натянул верёвку и дёрнул её, когда мимо пробегали бегуны.
Дон навострил уши, обрадовавшись неожиданному проявлению в таком внешне флегматичном и медлительном человеке брата по разуму.
— И что случилось? — не вытерпев паузы, спросил огородник.
— Вождь отобрал у меня третью бусину и сказал, что вернёт, когда я поумнею, — сосед повернулся к Дону и ухмыльнулся.
У Дона возникло нехорошее чувство, что он смотрит в зеркало. Весьма странное, и предположительно, кривое, но не узнать собственную усмешку было невозможно. Выждав, пока это будет выглядеть хоть немного вежливо, Дон перебрался обратно — к своим.
***
Искру неудержимо клонило в сон. В отличие от Корона вечером ей не удалось ни поспать, ни хотя бы вздремнуть. Наверное, было бы интересно присутствовать на этом празднике, если бы Искра хорошо знала всех этих людей. Было бы здорово посмотреть, как соревнуются в чём-то подобном Маиран, Ренар, Дон и другие её друзья. Но смотреть на игрища незнакомцев было интересно только с теоретической точки зрения. Хотя некоторые выступления Искру впечатлили. Она хорошо запомнила Бурую Кабаргу, посмеялась над происшествием с Русой Синицей, восхитилась Чёрным Тетеревом, который пробежал круг с закрытыми глазами, вдобавок неся на закорках младшего брата, но в целом все имена и лица забывались раньше, чем выступающий успел сесть на своё место. Хотя нет, была ещё одна девочка, получившая четвёртую бусину, появление которой почему-то врезалось в память, несмотря на сонливость. Будто это было очень важно.
В самом выступлении девочки не было чего-то очень необычного (разумеется, в сравнении с прочими). Девочка танцевала на Тропе с лёгким охотничьим копьём. Её танец был менее артистичным, чем многие другие, но физически сложным. Особенно Искру впечатлил кувырок, выполненный прямо на бревне, не выпуская копья. Но в памяти отпечатался именно последующий разговор с вождём.
— Благодарю тебя, Золотая Рысь, за этот танец! Ты показала нам, что твоя ловкость с годами только растёт, — сказал Чёрный Волк. — Да будет новый возраст тебе наградой!
Девочка радостно достала нитку и протянула её вождю, но вдруг, совершенно неожиданно отскочила на шаг назад, пригнулась и, казалось, ощетинилась. По её виду можно было подумать, что сейчас она направит копьё на Чёрного Волка и бросится в атаку. На месте вождя Искра непременно встала в боевую стойку — просто на всякий случай. Судя по короткому движению со стороны Маирана, его рефлексы говорили о том же. Чёрный Волк, однако, дёргаться не стал. Он просто очень выразительно посмотрел на девочку. Выдержав достаточную паузу, чтобы она поняла, что её поведение привлекает лишнее внимание, он протянул ей нить.
— Возьми свою нить, Золотая Рысь, и пусть она напоминает тебе, что вершится лишь то, что дóлжно.
У девочки не осталось другого выбора, кроме как выпрямиться, подойти обратно и принять нить. Взяв её, она повернулась к путникам и смерила их настолько долгим взглядом, насколько было возможно, не задерживая следующего выступающего.
— Что это она? — удивился Маиран. — Они, вроде, все радуются бусинам.
— Так это ж Рысь, — отозвался один из гостей, — от неё всего можно ожидать.
— Особенно от этой Рыси, — со смешком добавил другой.
***
К середине ночи, когда луна поднялась в зенит, по рядам прошлись женщины, раздавая всем угощение — гречку и травяной чай. Велен с удовольствием приступил к еде — за эту ночь он успел порядком проголодаться.
Искра съела первую ложку, а потом с подозрением уставилась на свою миску. И, похоже, даже принюхалась. Велен тоже обратил на еду чуть больше внимания.
— Что-то не так с этой гречкой, — пробормотала Хранительница, но продолжила есть.
Велен ещё раз попробовал. Гречка как гречка, гораздо лучше, чем он мог бы сварить сам. По крайне мере, она была не подгоревшей — это он мог сказать точно.
— Она несолёная, — ответил Арн.
— А почему? — удивлённо переспросила Искра.
— Потому что таковы местные представления о праздничном угощении, — эльф улыбнулся. — Дань тем временам, когда их предки не использовали соль.
— Эт-то, наверное, было страшно д-давно, — предположил Велен.
— Да, давно, — согласился Арн, — но благодаря этой традиции они помнят, что так было.
От внимания Велена не укрылось, что несколько гостей из другой деревни смущённо переглянулись — видимо, они о смысле этой традиции не задумывались. Так и хотелось спросить у Арна, не застал ли он те времена. Но это был бы крайне нетактичный вопрос — не зря же Арн так избегал вопросов о своём возрасте. С другой стороны, какими бы долгожителями ни были эльфы, того, кто родился в те времена, всё равно считали бы старым. Наверное.
Велен посмотрел на Арна, прикидывая, сколько ему лет. “Думаю, он очень молод по эльфийским меркам”, — решил светляк, — “в переводе на человеческие годы лет восемнадцати-двадцати”. Или, может, так казалось потому, что Арн выглядел лет на двадцать? Да и какой возраст считается у эльфов “подростковым” или “очень молодым”? Велен не знал ответов. “Пятьдесят лет назад Арн оказал неоценимые услуги Ордену Света. Значит, на тот момент он уже был в состоянии что-нибудь такое совершить. Значит ему точно не меньше семидесяти”. Велен ощутил холодок между лопаток. И окончательно сбился с мысли, поймав взгляд Арна — почти жалобный, просящий. Велен махнул рукой, мол, забыли, Арн едва заметно кивнул и отвернулся. Велен понял, что он уже давно не сомневается, что Арн владеет телепатией. Но его это пугало не так сильно, как могло бы испугать кого-то другого. Когда живёшь в Ордене Света, привыкаешь, что то, о чём ты думаешь, может стать известно другим людям. Да даже если и не людям.
После еды неожиданно началась поэтическая часть вечера. Велен передвинулся поближе, чтобы лучше слышать. Он всегда испытывал определённую слабость к этой наивной поэзии Малых Народов. На самом деле такого рода стихи напоминали поэтические предсказания, особенно сложенные молодыми, неопытными предсказателями. И, возможно, выполняли сходные функции. Переговорив с сидевшими рядом гостями деревни Велен убедился, что, как он и подозревал, стихи являлись переводами легенд, которые традиционно рассказываются на Древнем языке. Лесной Народ полагал, что только стихами можно хоть как-то перевести слова Древнего языка Кай-Дон-Мона на Общий, не потеряв смысла. Почти все, выступавшие со стихами, были в возрасте от десяти до четырнадцати
