Еще одно щупальце. И еще. По-хорошему, надо брать меч и меняться: было видно, что командир и тот, безымянный второй, тоже изрядно устали размахивать клинком. А у него самого едва хватало сил на плетения.
Вот только он не чистильщик, привыкший к небесному железу, а молодой наемник-одаренный, впервые увидевший этакую гадость и выронивший небесное железо, точно оно могло насмерть отравить одним прикосновением.
И если в нем узнают…
Меч в руках командира уже не порхал, а двигался с видимым усилием, второй чистильщик дышал тяжело и часто, как уставшая собака. Тварь усталости не знала. Эрик стер рукавом кровь из носа, ругнулся — задубевшая ткань уже ничего не впитывала, а лишь царапала кожу. Шагнул туда, где на земле все еще валялся меч Эгиля. Мир потускнел, потеряв краски. Почти забыл, каково это. Вот сейчас и вспомнит.
— Меняемся, — сказал он.
Командир не стал ни спорить, ни спрашивать, отступил, давая место. Лишь на миг на лице промелькнуло изумление и исчезло, сменившись сосредоточенностью. Полыхнул огонь. Эрик сморгнул разноцветные круги перед глазами. Срубил щупальце, метнувшееся к командиру, и тут же, на обратном движении клинка — летевшее в голову ему самому.
Нет, тварь все же уставала. Или что там творилось с ней, кто мог сказать. Но сейчас Эрик успевал отбиваться — при том, что никогда не был особо ловок с мечом. Для чистильщика. А сейчас, пожалуй, можно и второго подвинуть — парень тоже утомился, а Эрик — пока нет, хотя дыхания хватало едва-едва. Засиделся он в Белокамне. Лечебницу бросать не хотел. Надо было заниматься чаще, чтобы привычку не терять. А то думай теперь, надолго ли хватит сил.
— Удержишь за двоих? — спросил командир. — Ларс вымотался.
— Попробую. — выдохнул Эрик.
— Некогда пробовать. Сделаешь или нет?
— Да.
— Ларс!
Второй чистильщик отступил. Вот теперь пришлось туго. Но чистильщикам надо дать немного отдышаться, иначе всем конец. И он рубил, уклонялся, то пригибаясь, то отшатываясь, снова рубил. Даже порадовался, что не все время просиживал в лечебнице, а хотя бы изредка выбирался охранять караваны, да и упражнениями с мечом не пренебрегал. А то бы сейчас совсем плохо пришлось… Меч становился все тяжелее, но пока Эрик успевал за тварью.
— Я больше не могу плести, — сказал командир.
— Я могу, — раздалось из-за спины.
Эрик на миг обернулся. Эгиль. В свете луны лицо казалось мертвенно-белым, изуродованную руку он прижимал к груди. Много ли этак наплетет?
Командир ответил не сразу, видимо, думая о том же.
— Хорошо. Со мной. Ларс! Давай за этим… как тебя зовут-то?
Эрик помедлил с ответом, переводя дыхание.
— Бруни.
— Ларс, давай. И, Бруни… пока мы живы… Спасибо.
— Сочтемся при случае, — усмехнулся Эрик.
Нет, тварь и правда слабела. Как и люди. И Эрику начинало казаться, что все не так безнадежно. Может, и удержат. А не удержат — так не стыдно будет к Творцу явиться.
— Смени меня, — велел он Ларсу.
Может, и удержат. Если никто больше не ошибется. Эрик заставил себя оборвать эту мысль, и без того достаточно накаркал. Но то ли Творец решил проявить милосердие, то ли запас дурных предсказаний у Эрика на сегодня иссяк. Он сжег полдюжины отрубленных щупалец, начал было думать, что вскоре снова придется браться за меч. Но как раз в этот миг в мире что-то неуловимо изменилось, словно ткань бытия снова обрела целостность. Тугой жгут, тянувшийся из ниоткуда к телу твари, рассыпался стеклянными бусинами, которые стремительно скатились к остальным. Но это уже не имело особого значения. Прорыв закрылся и больше не подпитывал тварь.
Вот теперь грех будет не удержать. Сил только маловато. Еще одно щупальце… и еще одно. Снова кровь защекотала под носом. Ничего. Когда-нибудь они кончатся. Еще одно. И…
Тварь с шелестом осыпалась, растекаясь в стороны лужей стеклянных капель. Эрик едва успел отпрыгнуть, чтобы не вляпаться. Обидно сдохнуть, когда до победы осталось всего ничего.
— В стороны! — запоздало приказал командир. — Ларс, Эгиль, барьер!
Эгиль пошатнулся, нити, к которым он потянулся было, рассыпались. Эрик мигом оказался рядом, подставив локоть. Чистильщик благодарно кивнул. Собрал барьер, в этот раз удержав, вместе со вторым чистильщиком стянул россыпь тварей в одно место. Командир накрыл огороженное скопище тварей тем плетением, что когда-то придумал Эрик. Любая жизнь — даже если она вовсе не похожа на привычную — тонкий баланс разрушения и созидания. Когда разрушение берет верх, приходит смерть. Вот, как сейчас.
— Все, можно отпускать, — сказал командир.
Снова раскатились по земле стеклянные капли, уже безвредные. Все закончилось. Прорыв удержали. Обошлось.
И да примет Творец душу Лассе, верного слуги Хаука.
Эрик тяжело опустился на землю, рядом повалились чистильщики. Надо чуть-чуть отдышаться, проверить, что там с первым раненым. Должен быть жив, но мало ли… Потом нужно смотреть руку Эгиля и постараться, чтобы он не остался калекой. А после этого попробовать затеряться среди людей Хаука и молиться, чтобы командир оказался слишком уставшим, чтобы сложить воедино все странности шустрого одаренного, влезшего явно не в свое дело.
Командир медленно сел, потер руками лицо.
— Как ты там сказал, сочтемся при случае? Думаю, случай выдастся. — Он выпрямился, в упор глядя на Эрика. — Меня зовут Колль. И я тебя забираю.
— В смысле? — вытаращился на него Эрик.
Да нет, не может быть. Что за нелепость?
— Любой чистильщик в праве призвать в орден любого одаренного, — ровным тоном произнес командир, точно читая по памяти. — Пойдешь с нами. Ты слишком хорош, чтобы упускать такого бойца.
Эрик расхохотался. Он ожидал чего угодно, только не этого. Слишком хорош. Второй раз он оказался слишком хорош для того, чтобы просто оставить его в покое, ну надо же!
— Не вижу ничего смешного, — сухо сказал Колль.
— А зря, — выдохнул Эрик. — Потому что я сейчас сдохну от смеха. Слишком хорош! Еще скажи «идеальный материал».
Именно это сказал Альмод пять с лишним лет назад, забирая его из университета. Только Эрик — не материал.
Он понимал, что смех неуместен, и на смену растерянности чистильщиков сейчас придет злость, но остановиться никак не мог. Хохотал, стуча ладонью по вытоптанной земле.
— Ну надо же… Забирает он…
Он заставил себя оборвать смех. Тяжело поднялся. Сверху вниз заглянул в глаза Коллю.
— Если считаешь это благодарностью за помощь — засунь ее себе… Я никуда не пойду.
Колль замер, глядя на него, явно ошеломленный. Ну еще бы, с чистильщиками никто не спорит. И никто не посмеет нарочито не обращать внимания на командира, даже если при этом возится с раненым его отряда.
