Если узнают…
Это было его авторское плетение, его шедевр, и Эрик работал быстро и точно. За спиной ругались чистильщики, ему было не до того. Прошелся по самому краю хода, оставленного тварью — все-таки он многому научился за последние пять лет. Барьером заткнул дыру в аорте прежде, чем раненый истек кровью. Вот теперь можно спокойно сращивать. Хотя «спокойно» — неправильное слово, какое тут, к демонам, спокойствие, когда другие твари уже ушли в легкие и вот-вот начнут делиться. Лови их потом.
— Эй, ты, как тебя!
Эрик огрызнулся, сообщая, куда командиру чистильщиков пойти и чем там заняться. Вместе с тварями.
Одна, вторая, третья, четвертая… Успел. Умертвил тварей, вытащил плетениями же — на этот раз обычными, всем известными. Срастил дыры в легких, сопоставил ребро, запустил восстановление пробитой лопатки и начал собирать мышцы — полностью срастить за раз не получится, но наметить пути можно. Даже силы еще остались.
— Помоги! Мы не удержим ее втроем!
Он развернулся, все еще стоя на коленях.
Обычно чистильщики работали парами. Один рубит щупальца, второй сжигает отрубленное. Потом один сменяет другого. И так — пока не закроется прорыв и тварь не перестанет подпитываться извне. Если удастся продержаться до того мига, она ослабеет, и получится меняться уже парами — двое сражаются, двое на подхвате. Пока она снова не рассыплется на капли, которые можно будет накрыть умертвляющим плетением или сжечь — на что хватит сил и способностей, к тому моменту обычно все уже измотаны в край.
Только сейчас мечи были в руках у всех троих, и люди едва успевали отбиваться от твари. И, само собой, их усилия ни к чему не приводили — отрубленное щупальце рассыпалось на капли, которые стекались обратно в тело. А из воздуха на высоте чуть большей человеческого роста из воздуха к твари тянулось нечто, похожее на упругий канат, вливая в нее новые силы.
Кто бы в людей их вливал.
— Помоги, — повторил командир, коротко глянув в сторону Эрика. — Мы не удержим. Тогда всем конец.
Ну, положим, не всем. Лошади, вон, уже ускакали в неведомую даль, даром что стреноженные, потом поди найди их. Люди отошли достаточно далеко, чтобы, поняв, что тварь берет верх, отступить. Точнее, убежать, со всех ног. Да еще и неизвестно, двинется ли она на их небольшой отряд или к ближайшей деревне, которая должна быть где-то неподалеку, что бы ни говорили карты Ингрид. Твари всегда появлялись от силы в паре лиг от человеческого жилья.
А не могло ли получиться так, что именно их лагерь и был тем самым человеческим жильем? Четверо благородных, три десятка воинов, десяток слуг — во многих деревнях жило меньше народа.
И если это так — тварь двинется за ними. Не уставая. Не нуждаясь ни в пище, ни в сне. Лишь становясь сильнее, сжирая по пути любую мелкую живность. Пока не загонит.
Сколько может бежать воин в доспехах? А молодая женщина в юбках?
Эрик не хотел узнавать ответ.
Как не хотел снова видеть голые костяки сожранных заживо.
Глава 8
Эрик поднялся. Чужая кровь высыхала на лице, стягивая кожу. Стереть бы, да рукава тоже в крови.
— Что делать? — спросил он.
На самом деле Эрик прекрасно знал, что делать, но и без того подошел опасно близко к разоблачению. Зачем он вообще в это влез, герой недоделанный? Зачем он вечно ввязывается в чужие заботы? Своих мало?
— Жги, чтобы обратно не скатилось! — крикнул командир. Высокий и мощный, он был удивительно быстр для своего сложения. И с мечом управлялся так, что впору позавидовать.
Эрик бросил пламя на тварь — огонь рассыпался искрами, едва коснувшись ее. Чистильщик выругался.
— Да не само тело, дурак! То, что отрубают, жги. И огонь горячей, до желтого!
Эрик мысленно усмехнулся, подумав, что этому едва ли когда-нибудь доведется дожить до прозвища «Заговоренный» или какого-то подобного. Просто потому что не утруждал себя четкими формулировками. Может, конечно, привык, что своим ничего не надо объяснять, только Эрик-то не «свой».
В следующий миг ухмыляться стало некогда. Тварь, словно поняв, кто ей на самом деле угрожает — хотя почему «словно», многие чистильщики были уверены в том, что, собираясь в единое тело, тусветные твари обретают разум — ринулась на него. Эрик едва успел отшатнуться, а в следующий миг пришлось прыгать, краем глаза уловив движение над самой землей. Успел. Повезло.
— Эгиль, помоги ему! — крикнул командир.
А, может, и проживет командир долго. Успевает же замечать, что происходит, и прикрывать своих успевает, пусть даже Эрик стал «своим» совсем ненадолго.
Тот, кого назвали Эгилем, темноволосый и жилистый, сдвинулся к Эрику. Перехватил летящее щупальце. Эрик снова бросил огонь. Да, здесь под светлячком — интересно, кто его держал, командир? — пламя слепило не так сильно. Хотя когда пламя снова погасло, мир все равно на миг скрылся в кромешной тьме. Хорошо твари, у нее глаз нет. А вот люди при таком раскладе непременно оши…
Да твою ж мать!
Теперь не своим голосом кричал Эгиль, вокруг правого запястья которого обвилось очередное щупальце. Эрик подхватил выпавший из разжавшейся руки меч, разрубил тварь. Выронил клинок, точно тот жег ладонь, плетением откинул раненого подальше от твари. Под отчаянную ругань командира метнулся к Эгилю и, перехватив его руку у локтя, опалил — ловить тварей по одной было некогда. Крик оглушил, тошнотворно запахло горелой плотью, кисть скрючилась птичьей лапой, твари осыпались наземь безвредным стеклянным крошевом. Эрик оставил Эгиля всхлипывая баюкать обожженную руку, снова развернулся к твари.
— Держись за мной, — бросил командир. — И жги.
Он снова выругался. Не верит, что удержат, — понял Эрик. Только бежать, бросив двух своих раненых на растерзание твари, не станет. Будет драться, пока может. Но как долго они продержатся втроем? Твари словно все нипочем.
Он сжег еще одно отлетевшее щупальце. И еще одно. Перехватил то, что отсек второй чистильщик, до сих пор не подававший голоса. Шмыгнул носом, втягивая кровь. Плохо. Еще немного — кровь пойдет горлом, точно предупреждая, что плетения уже начали тянуть не только силы, но и жизнь. А потом, если не остановиться, он умрет. Впрочем, и если остановится — умрет. Потому что удержат ли втроем— вилами на воде писано, но вдвоем чистильщики не справятся с тварью точно. А потом она достанет и Эрика, если он останется сражаться.
Командир чистильщиков не бросит своих. Но Эрика-то ничто и никто не держит. Он вообще впервые видит этих людей. И обетов сражаться с тварями, пока одна из них не окажется сильнее, не давал. Если подумать, то и в ордене никто не давал подобных обетов. Кого-то удерживал долг, кого-то — привязанности, кого-то — страх, что тебя найдут, куда бы ни бежал, деваться просто некуда. Кто-то умудрялся найти в этой жизни высший смысл и держался долго. Кто-то — нет и, лишившись цели и желания жить, однажды не возвращался с прорыва. Эрик сбежал, едва подвернулась возможность. Он попал к чистильщикам не по доброй воле и не считал себя ничем обязанным ордену. И, сейчас, наверное, стоило сбежать снова. Это не его битва.
