Я отступаю назад, упираюсь ногами и поднимаю кулаки — подпрыгивая на месте, как боксер. Затем я собираю все свои силы и со шлепком ударяю кулаком в открытую ладонь Логана.
Это было довольно круто, насколько я могу судить.
— Это было жалко, — говорит Логан.
Хлебом не корми, дай покритиковать.
Я корчу ему рожу.
— Ты когда-нибудь дралась раньше?
— Я дернула Лив за волосы, когда мне было семь. Она собиралась сдать меня за то, что я разбила декоративную тарелку для торта нашей мамы, и когда она попыталась отомстить, я заперлась в ванной, пока папа не вернулся домой.
— Вау. — Логан поднимает бровь. — Хорошо. — Он хлопает в свои большие ладони и потирает их. Затем он делает шаг назад, расставляет ноги и смотрит мне в лицо.
— Глаза и яйца.
— Прошу прощения?
— Самые уязвимые места у мужчины — это его глаза и член.
Силой внушения мои глаза немедленно опускаются на Логана… на последний пункт.
И в его идеально облегающих брюках этот самый пункт… чертовски хорош. Внушителен. Я тайно проверяла раньше, и, хотя я никогда не видела быка в лицо, могу с уверенностью сказать, что Логан может вызвать кое у кого комплекс неполноценности.
Он замечает, куда я смотрю, и быстрый, глубокий смешок сотрясает его грудь.
— Давай пока остановимся на глазах, — говорит Логан почти насмешливо. — Над членом поработаем позже.
Поработаем над членом… Тут становится жарко или мне кажется?
В течение следующего получаса Логан показывает мне, как превратить мои большие пальцы в опасное, режущее глаза оружие. Как уклоняться, блокировать и использовать вес своего тела, чтобы оттолкнуть от себя нападающего. Как использовать ноги — самую сильную часть тела, — чтобы оглушить и убежать. Он демонстрирует, как врезать по гениталиями — большие пальцы вывернуты — и затолкать яйца парню прямо в горло.
Когда мы заканчиваем, его плечи расслаблены, а лицо менее хмурое и в голосе звучит гордость.
— Хорошо, Элли, — тихо говорит он, после того как я ставлю руку в блок, защищая лицо. — Молодец.
— Спасибо. — Я киваю.
Но затем настроение меняется, как будто воздух становится гуще, тяжелее, более… душным.
Потому что Логан медленно опускается передо мной на одно колено, все время глядя мне в глаза. В этом положении я могла бы коснуться его плеч, провести пальцами по его густым волосам. Он идеального роста, чтобы я могла наклониться и поцеловать его в губы — и чтобы он мог поцеловать меня в ответ… во многие места.
У меня перехватывает дыхание. И я раздумываю, чувствует ли он то же самое.
Раздается звук рвущейся липучки, и Логан снимает что-то со своей лодыжки — кобуру с маленьким серебряным ножом длиной около трех дюймов. Все еще стоя на колене, он вынимает нож, и солнечный свет отражается от лезвия.
— Держи это при себе, — серьезно говорит он. — На всякий случай. Если наденешь юбку, ремешок прикрепи на бедро.
Я почти смеюсь. Большинство девушек получают кольцо от парня, стоящего на коленях. Мне же дали орудие убийства. Но все равно это заставляет меня чувствовать себя в безопасности… под присмотром. Как будто я что-то драгоценное, что заслуживает защиты.
Я беру у него нож, взвешивая его в руке — он на удивление тяжелый. Я прижимаю указательный палец к кончику.
Логан крепко хватает меня за запястье.
— Осторожно. Он острый.
Маленький, безболезненный порез, крошечная капелька крови появляется на моей коже, поэтому я засовываю палец в рот и посасываю его.
Логан снова наблюдает за мной.
За моим ртом.
Его грудь, кажется, вздымается чуть быстрее, а горло подрагивает, когда он сглатывает. Он наклоняет голову, выгибает свою сильную спину, и я чувствую его руки, застегивающие ремень, на своей лодыжке. Его прикосновение теплое и уверенное. Он всегда так двигается — уверенный и опытный. Логан знает свое тело и знает, как им пользоваться.
Я почти стону. Звук застрял у меня в горле, но я не даю ему вырваться. Я не знала, что лодыжка может быть эрогенной зоной, но теперь я это точно знаю, черт возьми. Горячий пульс удовольствия исходит от пальцев Логана, скользящих по моей обнаженной коже, вверх по бедру, между ног.
Моя плоть пульсирует, набухает кровью, пока он держит меня руками.
Он это знает? Он чувствует? Он так хорошо осведомлен обо всем, всегда начеку, интересно, чувствует ли он мое возбуждение… Чувствует ли этот запах в воздухе, который висит между нами.
Логан тянет мою штанину вниз, прижимая ткань к ножу, который она теперь скрывает. И, когда он встает, чары рассеиваются. Воздух теряет свою плотность, свою глубину… и возвращается в нормальное состояние.
Мы тоже возвращаемся к обычной жизни — верный страж и сестра принцессы.
* * *
Хотя сегодня мой двадцатый день рождения и я официально-официально взрослая — подростковый возраст истек, — Ливви настаивает на том, чтобы испечь мне торт. И мы с отцом и всеми ребятами из службы безопасности, которые практически уже семья, отправляемся в пентхаус, чтобы отпраздновать в роскошном зале. Она знает, что независимо от того, сколько мне лет, я люблю такие вещи.
Серпантин, воздушные шары и цветы, двадцать свечей и еще одна на удачу, которую я должна задуть на одном дыхании — но только после того, как загадаю желание. И после того, как они все споют мне деньрожденную песню. Томми поет громче всех, потому что таков уж он.
Затем, пока дворецкий Дэвид убирает тарелки, мой папа решает подарить мне подарок. Но есть одна загвоздка.
— Ты должна закрыть глаза, — говорит он. — Не подглядывай.
В его лице эта легкость, удовлетворение и волнение, которых я не видела уже много лет. Десять лет. Я не могу представить себе, что он мне приготовил — три года трезвости уже сами по себе лучший подарок.
Но… если он хочет добавить еще что-то, кто я такая, чтобы отказываться?
Вся банда идет с нами, когда он выводит меня из квартиры, закрывая мне глаза руками, потому что… да, я подглядываю. Не глядя, я понимаю, что мы входим в лифт, и, когда мы выходим, воздух становится прохладнее, а шаги отдаются эхом.
Мы останавливаемся, и тогда он убирает руки, я открываю глаза. Я смотрю на красивую, лютиково-желтую BMW с откидным верхом, с коричневым салоном и гигантским красным бантом на бампере. Я не знаю ни модели, ни мощности, ни чего-то в этом роде — я просто вижу, что она очень красивая.
Я визжу. Так громко, что мне самой режет уши. Но да — мне все равно.
Я обнимаю отца за шею.
— Спасибо тебе! Большое тебе спасибо!
— Папа… — начинает Оливия с оттенком волнения в голосе, который говорит о том, что она не знала о подарке. Она беспокоится обо мне. Всегда.
