Хромой продолжал улыбаться, как Мона Лиза — загадочно и грустно. Что-то менять было уже поздно.
— Петрович! — приставал молодой, пучеглазый милиционер к «Голубю». — А почему мы отпустили мальчишку, а, Петрович? Могли бы хоть одного заложника освободить!
«Голубь» Петрович пустил сигаретный дым в приоткрытое окно машины и покачал большой головой:
— А зачем нам один заложник, когда мы можем освободить всех?
Петрович потянулся, хрустнул суставами и закурил новую сигарету. А молодой, не отрываясь от руля, нетерпеливо почесал широкую грудь, всю увешанную значками, ремешками, пистолетами и прочим военным хозяйством.
— Один заложник нам не нужен, — пробормотал Петрович и уснул по системе йогов на три минуты. Ровно через три минуты он открыл мудрые голубые глаза и продолжил: — Мы, парень, должны помнить одно: террориста лучше не раздражать в середине пути. Пока он считает, что может легко выкрутиться, он опасный. А когда поймет, что дело — труба, — начнет мыслить быстрее. Правда, сгоряча может и пострелять маленько. Но это не всегда. Чаще — сдается.
— А что, Петрович, мы их сами брать будем? Своими силами, да? — заволновался молодой. Он весь рвался в бой и время от времени перезаряжал оружие.
— Нет, Семен, мы их только сопроводим до места назначения. Однако что-то наш шпион на связь не выходит. — «Голубь» Петрович покрутил ручки рации и задымил очередной сигаретой.
— Петрович, а Петрович! — не унимался пучеглазый Семен.— А до какого места мы их сопроводим? И кто брать-то будет? А то уж больно обезвредить преступника хочется! Я целый день вчера готовился! Вот, бронежилет новый выпросил!
— Брать их будет специальный отдел группы «У». Ох, хорошие ребята. На лету террориста ловят. Ну и мы, может, где сгодимся. Если команду дадут.
От нетерпения Семен перегазовывал, плохо рулил и часто наблюдал в бинокль за движущимся впереди автобусом — в общем, вел себя совсем не так, как подобает водителю машины с мигалками.
— А чего же они, эти ребята, еще вчера не прилетели? — снова спросил он.
— Так ведь елки новогодние кругом, мероприятия. — Петрович, не обращая внимания на семеновские выкрутасы за рулем, достал из кармана сваренное вкрутую яичко и помидор. — Вот ребята и охраняют. Объекты все важные, президентом, мэром и прочими важными людьми посещаемые. Куда без усиленной охраны-то? Но, я так думаю (Петрович укусил яичко), сегодня к вечеру ребята уже освободятся. В крайнем случае завтра утром. И подтянутся к нам на помощь.
— Смотрю я на тебя, Петрович, и удивляюсь! Спокойный ты, как мамонтенок Дима. В музее одном есть такой. Я недавно видел.
— А чего суетиться-то? Все едино никуда от нас эти террористы не денутся.
— А в аэропорт?
— Так ведь не доедут они в аэропорт.
Петрович неспешно достал термос и отхлебнул малинового чайку. Пучеглазый Семен совсем перестал смотреть на дорогу, уставился на коллегу и пробормотал:
— Это почему же не доедут?
— А потому, что дорогу-то они выбрали недостроенную. И ведет она нынче не к аэропорту, а к речке Синявке. А там ландшафт, как в американских фильмах. Сплошной каньон. И не то что дороги — моста нет... Ты на дорогу-то поглядывай! Скользко сегодня.
Клюшкин, успевший тайно выгулять свою Пургу под кресло, несколько успокоился. Пробрался сквозь толпу к Булкину, взял его за локоть и конфисковал у общества. И сразу же похвастался своими достижениями в дрессуре собак.
— Смотри! — Толян извлек из кармана пустую банку из-под пепси, смял ее пополам и зашвырнул под кресло. — Пурга, неси!
Пурга покорно полезла под кресло и выволокла банку.
— Это еще что! Она вообще все приносит! Даже бутерброды. И не жрет, если чужие! Самому прих0дится доедать! Очень умная собака!
— Погоди ты. — Булкин посмотрел по сторонам. — Смотри, что мне почетно доверили перед лицом товарищей. Настоящий!
И Булкин явил миру укутанный в шарф микрофон.
— Ух, ты! — Клюшкин чуть не умер от восторга. — Настоящий?
— А то! Надо доложить обстановку!
Клюшкин с Пургой встали в караул, а Булкин забился под дальнее сиденье и стал терзать микрофон:
— Голубь, Голубь! Я — Булкин! — страстно зашептал Василий. Тут же подполз Клюшкин с четвероногим другом и стал давать советы.
—Ты себе имя какое-нибудь дай! Ну, Юстас там, Алекс, Борман. А то не поймут, кто говорит! Слушай, а может, он вообще не работает? Ты проверял? Гарантию давали?
— Должен работать. — Булкин постучал микрофоном по полу: — Голубь! Голубь! Я — Борман Булкин! Как слышно? Прием!
— Голубь! Голубь! Але! Але! — Клюшкин тоже болел за общее дело. — Где ты там, Голубь? Пропищи что-нибудь! Пароль какой-нибудь! Але! Голубь, ты не сдох там?
Микрофон молчал.
— Ладно, — махнул рукой Булкин, — потом разберемся. Что у нас есть пожевать?
Он взял что-то из вчерашней еды и уже собрался пойти серьезно поговорить с Косым насчет боеприпасов. Но тут автобус остановился.
— Как кончился?! — заревел Бешеный — Ты что им не запасся?!
— А почему это я должен был им запасаться? — вскочил из-за руля Хромой.
— Да я тебя сейчас прикончу! И всех этих поющих шмакодявок!
Пришел жующий Булкин, послушал и предложил использовать свои связи с милиционерами. Бешеный почесал автоматом ноздрю:
— Ладно, вали. Но чтобы без фокусов там! Чтобы без всяких милицейских штучек! А то я за себя не отвечено!
Булкин выскочил в открывшуюся дверь. Вслед за ним — собака Пурга.
— Это еще что? — заорал Бешеный.
— Это мое! Животное! — заволновался Клюшкин. — Очень дорогая собака! Стоит тыщу долларов! Вы за нее, как и за меня, ответственны перед страной!
— Я не за кого не ответственный, — буркнул Бешеный. Но к собаке пригляделся. Пурга со счастливой мордой бегала вокруг стоящей в поле водокачки, лаяла и периодически задирала ножку.
— Тыщу долларов, говоришь, — протянул Бешеный и глубоко задумался.
— Эй, Голубь! Чего не отзываешься! — строго спросил запыхавшийся Булкин Петровича. Милиционер степенно сменил сигарету.
— А как я тебе отвечу? Переговорного устройства-то у меня нет. Твое дело — вертеться в очаге пребывания противника, чтоб слышно было, о чем террористы говорят. А уж мы будем сами информацию снимать.
Из рации доносилось клюшкинское:
— Голубь! Голубь! Я. — Рододендрон из дендрария! Как слышишь? Могу азбукой Морзе спросить. Пип-пип пип-пип-пип-пип.
