двор. Белизна и синь. Плиты – мраморные? – и заросший фонтан в центре. Стены в лозах. И ни души.
– Добрый день, – осторожно сказала она на арабском.
На другом конце дворика гостеприимно сама собою открылась дверь.
Хеди прошла – мимо скамей, облицованных цветной плиткой, мимо медных светильников, мимо глиняных кувшинов. Вздохнула – и переступила порог.
На ложе из камня, на коврах и цветастых подушках восседала фигура, укутанная с ног до головы в покрывала – зелень и пурпур.
* * *
– Вначале, – сказала старуха, – вы должны мне достать с побережья перо птицы Рух.
И они отправились, Хеди и её странная экспедиция. Внутренний двор оказался не пуст – полон людей в одеждах из разных эпох, говорящих, казалось, на всех языках на свете. Если снять перстень, который дала старуха, они становились для Хеди невидимы.
– Герои былых времен, – сказала старая женщина – что старая и что женщина, Хеди догадалась по голосу. – Отправятся в путь. И ты с ними.
– А больше мы никого не ждём?
– А больше никто не придёт.
В путь. На верблюдах, конях, в повозках, старинных – кажется, начала прошлого века – автомобилях. И в этой же странной процессии – Хеди, во взятом на последние деньги в аренду джипе. Разнообразие транспортных средств, как, впрочем, и языков, никого нисколько не волновало. В машину к Хеди напросился Амалу, говоривший, кажется, на берберском. Хеди отвечала ему на русском, и понимали они друг друга прекрасно.
– Сколько же вы ждали? Я имею в виду, в этом дворике.
– Нисколько. Я прибыл с вами одновременно.
Все, кого Хеди спрашивала, отвечали ей то же самое. Удивляться было энергозатратно и, в общем, бессмысленно.
– Вы тоже за джинном? – спросил Амалу.
– Да, – она прищурилась. – Мне нужен отменный джинн.
– А какой именно?
За разговорами о достоинствах и недостатках ифритов, сил, гулей и маридов они проехали полстраны, до самого побережья. И повернули обратно.
На побережье был другой город, а в городе другой дом – должно быть, другой, но выглядел он точно так же: потрескавшийся, облупленный, синие деревянные балконы с густой решёткой, внутренний двор. И старая женщина, вся закутанная в серебро и синь.
Оказалось, птицы Рух ловятся на каркаданнов. А каркаданны живут в пустыне.
– А кто это, каркаданны?
– Аль-каркаданн, господин пустыни! – отвечал Амалу восторженно.
– Господин пустыни, – отвечали ей с верблюдов и из повозок.
А больше о каркаданнах никто ничего не знал.
* * *
Каркаданн оказался гигантским существом, похожим более всего на носорога. Могучим, бронированным – и, с точки зрения Хеди, абсолютно прекрасным.
Её спутники подоставали оружие – всевозможных видов и форм.
– Мне очень нужен джинн, любой ценой, – проговорила Хеди и зажмурилась. Потом выкрутила руль и повернула назад. И Амалу не помешал ей.
Повернули назад верблюды, и лошади, и повозки. Не все. Часть спутников осталась. В зеркало заднего вида Хеди видела, как они окружили каркаданна, господина пустыни. Резко затормозила.
Но каркаданн справился сам. Хеди сняла на время перстень, и в зеркалах уже ничего не видела.
– Испытание пройдено, – сказала старая женщина с побережья, одетая в серебро и синь. – Вот вам перо птицы Рух.
– Теперь, – сказала старая женщина в древнем городе, одетая в зелень и пурпур, – я укажу вам дорогу к Хумай. Она знает, где джинн.
В сердце пустыни обитала она, птица Хумай.
– Предвещающая счастье, – говорил Амалу. – Найдём её, может, и джинн не нужен.
– Почему? – спросила Хеди. Они ехали пока что по ровной асфальтированной дороге, проложенной в Сахаре. Верблюды и лошади оставшихся членов экспедиции брели рядом по песку, медленно, медленно – а между тем, держались с её джипом вровень.
– На кого падет тень Хумай, станет царём. У царя всё есть. Есть богатство, есть власть, есть… – Амалу покосился на неё, кашлянул. – Есть женщины. Зачем ещё нужен джинн?
– Вечная жизнь?
Амалу покачал головой.
– Вечная жизнь будет после смерти.
Людей из старинных автомобилей пересадили – они никакой дороги через пустыню не видели. Хеди поняла, глядя на них: все её спутники существуют и движутся одновременно. И при этом – каждый в своем времени.
Дорога кончилась, и джип понесся по барханам. Хеди прикидывала запасы бензина: в багажнике была пара канистр.
Птицы Хумай они достигли к полудню. Солнце стояло прямо над её головой, и тени она не отбрасывала.
Члены экспедиции окружили птицу, они с Амалу стояли тут же. И одновременно – вдруг осознала Хеди – никого, совсем никого рядом не было.
Они остались с птицей один на один. С огромной, величественной птицей. Укутанной в оперение – золото и ночная темень.
Укутанной? В оперение?
«Дом тоже здесь», – поняла Хеди. Потрескавшийся, облупленный. Густая решётка. Тени везде, и от птицы – тень.
Глядя птице в глаза, Хеди медленно ей поклонилась.
Хумай протянула лапу. Догадавшись, что от неё требуется, Хеди надела перстень на когтистый палец.
– А дальше, – сказала птица, и голос её был голосом старой женщины, – поезжай одна.
Зеркало заднего вида отражало только пустыню. Хеди так никогда и не узнала, отправились ли Амалу и другие её прежние спутники дальше – или остались в пустыне, ждать, когда кончится полдень, вечный полдень над головою птицы Хумай.
* * *
Душно. Пыльно. И пить страшно хочется.
А почему, собственно, душно, если вокруг веет ветер пустыни? Не в городе же она на Каме, и середина лета, и бессмысленно открывать окна. Влажно, жара. Отец зовет идти строить песочные замки. И Ядвига так счастлива.
А почему, собственно, пыльно, если вокруг, сколько хватает глаз – барханы, волны, море, море песка? Песок же – не пыль. Она не в своей же маленькой комнате, работает над статьями, и как же чудесно быть фольклористкой, только работа её как будто бы никому не нужна, а платят за неё… эх.
Воды, и правда, совсем не осталось.
Бензин давно закончился, она бросила джип. Пешком, вверх и вниз, умирая, тая под солнцем. Как же хочется пить. Как же хочется жить.
«Как я хочу… домой».
Солнце подмигнуло ей круглым птичьим глазом – и спустилась блаженная темнота.
* * *
– Просто мне нужен джинн.
Оазис или мираж – это уже не имело значения. Она проснулась в доме, естественно, потрескавшемся, естественно, облупленном. Сквозь густую решётку, в какое окно ни глянь – пустыня, пустыня, пустыня.
Они были тут же, во внутреннем дворике – и птица Хумай, и птица Рух, и каркаданн. Как последний здесь поместился, она не ведала. Удивляться было слишком энергозатратно и, в общем, бессмысленно.
– А зачем тебе джинн?
