предавшие меня и крестное целование, покарай их гневом Своим! В Твоей власти они! Прости душу мою, пастыря их, ибо ведаю, буду на Страшном Суде и за их зло в ответе…
Переглянувшись, его советники бросились к нему и упали на колени рядом.
– Как же, государь? В твоей власти все подданные! Ты – помазанник Божий на престоле русском. Тебе судить их! Именем Господа нашего, да избави землю свою от них! Казни их без милости! Вырезай семьями, дабы семя зла не дало всходы!
– Готовы быть в войске твоем, избавляющим царство твое от боярской измены, ибо царство твое есть царство Бога! Им нет места здесь! – говорил Вяземский, кланяясь не иконам, а царю.
– Лишь Ванька Шереметев, брат двух изменников, остался в живых! Отлеживается в Великих Луках, раны зализывает! Вели, государь, ему в Москву прибыть, тут его спросим, почему из всех воевод лишь он уцелел! – молвил шепотом Басманов.
Иоанн начал подниматься с колен. Басманов и Вяземский тут же услужливо попытались подхватить его под руки, но Иоанн отмахнулся от них. Вяземский подал посох. Схватив его цепкой рукой, Иоанн перевел дух. Угрожающе двинулась нижняя челюсть, заходила борода. Он медленно обернул к Басманову свой страшный лик, отчего боярин невольно отступил назад.
– В Москву? А кто у меня с Литвой воевать будет? Кто? – выкрикнул с гневом Иоанн и тяжело задышал. Затем добавил уже спокойно: – Пусть лечится, но человека к нему приставьте, дабы следил. И за младшим их братом Федором тоже…
– Сделаем, великий государь! – склонил голову Басманов.
– Сделай, а потом с Федькой отправляйся в рязанские имения свои. Посол Афоня Нагой предупредил, что крымский хан в поход собирается. Мне в Рязани добрые воеводы нужны. Тебе за Рязань головой отвечать!
Басманов опешил, еще не поняв, является это знаком оказанной чести или же опалы. Но Иоанн отправил Басманова туда не из-за прежних его боевых заслуг, не из-за ратных умений, а для того, чтобы на время увезти от двора его сына Федю, ибо уже многие подозревают об их содомной связи. Видимо, что-то подозревает царица, к коей государь перестал заходить. Замечал – едва видит Мария Темрюковна издалека Федьку Басманова, тут же черные глаза ее загораются неистовым пламенем. Не зря она ненавидит его! Надобно обезопасить себя…
Басманов, уняв смятение, вновь покорно склонил голову:
– Исполним, великий государь!
Глава 7
На Масленицу вся Москва гуляла, несмотря на сильные морозы.
Город наводнила толпа. Крикливые торговцы развернули свои лавки, надеясь на высокую прибыль. Румяные бабы в цветастых платках расхаживали с целыми связками баранок на шеях. Нищие сидели под стенами храмов и соборов, молясь и кланяясь до земли, выпрашивая милостыню. Юродивые, полуголые, в грязных лохмотьях, ходили рядом, что-то бормоча себе под нос.
Город наводнила толпа. Между лавками расхаживали иностранцы и дородные горожане. Поодаль у Москвы-реки только что окончился кулачный бой – снег был разворошен, местами в кровавых каплях.
Сквозь плотную толпу гуляющих горожан проезжал небольшой конный отряд с криками «дорогу!». Это ехал со своими слугами князь Михаил Репнин. Многие узнавали его, почтительно уступали дорогу, кто-то приветствовал его, но князь был хмур и не отвечал на приветствия.
Он приехал в Москву по приглашению самого государя. Связано ли это с тем, что князю подбросили письмо от гетмана Ходкевича? На письмо князь не ответил, хотя происходящим в стране был очень недоволен. И теперь он направлялся в царский дворец, превозмогая великое нежелание. В неспокойное время прибыл князь в столицу – на днях казнен был князь Дмитрий Оболенский за «великую измену», земли его отобраны в казну. Михаил Петрович был раздосадован гибелью родича.
Никому еще не пришло в голову, что Иоанн начал задуманное и взялся за искоренение разросшегося рода Оболенских, к коему князь Репнин тоже принадлежал…
На дороге князя показались скоморохи в ярких и нелепых костюмах, в шутливых масках. Они вели на веревке огромного бурого медведя, наигрывая в бубны и сопелки. Приближались, приплясывая и кувыркаясь, звук их веселой музыки был все громче. Высокий мужской голос напевал:
Идет любчик мой горой, несет гусли под полой,
Сам во гусельки играет, проговаривает:
«Ах, девки, к нам! Детишки, к нам!»
Медведь сел на землю, два скомороха прыгали вокруг него. Толпа начала обступать их, кто-то уже сажал удивленных и смеющихся детей на плечи, кто-то, расталкивая всех, стремился вперед. Где-то уже слышна была ругань.
– Куды лезешь? А ну, полезай назад!
– Ща тресну тебе по сопатке, сам назад откатишься!
Тем временем музыка смолкла, скоморохи отошли в разные стороны, а тот, что напевал песни, подошел к медведю. Священнослужители, которые появлялись рядом, бежали от этого места, осеняя себя крестом. Репнин ругался, стиснув зубы – никак не проехать во дворец, придется через толпу.
– Ну что, Михайло, – окликнул медведя скоморох, – покажи нам, как танцевать нужно под сопели, дабы люд московский веселить!
Заиграли дудки, медведь, кивая головой, встал на задние лапы, присел на одну, другой начал притоптывать, затем принялся поочередно поднимать то одну заднюю лапу, то другую. Оглушительный хохот слышался отовсюду.
– Чего встали? Поехали дальше! – раздраженно скомандовал ратникам Репнин, но те не сразу тронулись с места – знали, что скоморохи нечистые, и счаровать могут, и проклятие нанести одним лишь взглядом. Репнин тронул коня, но скакун, сделав несколько шагов, заржал испуганно, попятился назад, чуя хищного зверя, да и сам медведь вдруг встал на четыре лапы, зарычал, запыхтел.
– А ну, убирай отсюда зверя своего! – крикнул Репнин поводырю. – Не видишь, конь шарахается?
Скоморохи, дабы не растерять смущенную толпу, продолжали играть, уступая князю дорогу. Один оказался совсем близко к стремени князя, и Михаил Петрович, презиравший скоморошьи чертовые пляски, не упустил возможности ткнуть его сапогом в лицо. Скоморох с детским визгом покатился в снег, затем сел и сделал кувырок вперед. Он схватил горсть снега, на котором отпечатался след княжеского коня, прошептал что-то над ладонью и отбросил снежный комочек. В толпе некоторые заметили это и зашептали тревожно:
– Никак проклял князя!
Репнин, не обернувшись, продолжил путь во дворец…
Существует устойчивая легенда, что князь Репнин был приглашен на пир Иоанна, где поразился всеобщей разнузданностью и безумием застолий, где и погубил себя, храбро презрев сие и назвав государя «скоморохом». Думается, в этой легенде, где государь отплясывает в скоморошьей маске и убивает Репнина за то, что тот отказался танцевать с ним, слишком много преувеличений. Но конфликт, видимо, действительно был…
В светлой палате стояли накрытые столы, уставленные
