если бы не мы, они были бы ещё живы...
Что может мужчина сделать в такой ситуации? Лезть со стандартными успокаивающими клише? Объяснять, словно трехлетней, что войны без жертв не бывает? И что иногда лучше пожертвовать несколькими жизнями, чтобы спасти тысячи? Что жизнь этих девчонок и так была тяжела и, возможно, смерть для многих из них была облегчением?
Или, может, напомнить о том, что мы пережили чертовски длинный день, после которого нам необходим отдых? Сначала меня чуть не переварила гигантская амёба, а потом нас обоих чуть не разорвали какие-то гориллообразные уроды. И под конец я чуть не сдох от передозировки кустарными стимуляторами. Наверное, сегодняшнее «ускорение» стоило мне минимум десятка лет жизни.
Но всё это — то же самое, что просто сесть сейчас рядом с ней и тоже расплакаться. Ничего из этого не заставит её чувствовать себя менее тошнотно. Да и не такой она человек. Не нужны ей ни мои, ни чьи-либо утешения. Не нужны занудные объяснения. И уж точно она не будет сейчас сочувствовать моим маленьким трагедиям. Ей нужен ответ на вопрос — что мы можем сделать, чтобы такое больше не повторилось. И что нужно сделать для того, чтобы те, кто в ответе за это преступление, сдохли в страшных мучениях.
Что сделать, чтобы перестать винить себя в чужой смерти? Кому, как не мне знать, что пустые слова здесь точно бессильны.
Я перестал курсировать по комнатке и остановился прямо перед уставившейся в стену девчонкой:
— Может у тебя есть какие-то идеи?
— Что? — Она явно не ожидала, что я подключу её процессу так просто. — Какие идеи?
Привыкла, что с ней все по умолчанию обращаются или как с ребёнком или как со слабой женщиной. Поэтому и не любит такое отношение. И именно поэтому я не собираюсь повторять чужие ошибки.
— Мне интересны твои идеи о том, как победить противника, когда у тебя связаны руки. Как уничтожить эту подпольную империю так, чтобы не дать им загубить ещё больше невинных душ? Ты же хочешь отвлечься от своих мрачных мыслей. Вот и подумай вместе со мной. Вспомни о том, чем мы располагаем. Какими средствами. Каким оружием. Какими союзниками. И попробуй придумать план.
Кира недоверчиво нахмурилась. Наверное, думает, что издеваюсь.
Я присел напротив, приблизил лицо и заглянул ей в глаза:
— Если не план целиком, то просто предложи идею. Любую. Пусть даже самую бредовую. Мозговой штурм. Просто озвучь первое, что приходит в голову. Давай! — Я щёлкнул пальцами прямо перед её носом. — А? Что нам нужно сейчас сделать?
— Порвать их всех на ссаные тряпки! — Раздражённо выпалила Кира.
То что надо. Гнев иногда неплохо подстёгивает воображение.
— Это несомненно отличная стратегическая цель. А нам нужны тактические действия, которые приведут нас к этой цели. Предлагай дальше! Давай! Не расслабляйся!
— Ну... — Девчонка продолжала хмуриться. Но теперь без подозрительного прищура. — Во-первых, они не должны знать, что мы что-то замышляем. И что вообще что-то делаем против них... Иначе...
— Иначе они проведут ещё одну публичную казнь. — Во время затянувшейся паузы я резанул по живому. Не маленькая. — А потом ещё одну. И так до тех пор, пока мы всё-таки не остановимся. Окей, принято. Как это сделать? Как действовать скрытно, но результативно? Ведь даже если мы не будем оставлять свидетелей и будем всегда прятать трупы — они не станут применять к нам презумпцию невиновности. Правило «нет тела — нет дела» больше не работает. Каждый пропавший варщик — дело рук проклятого Шутника и баста! Что тогда?
— Ну... — Кира немного помрачнела при упоминании о массовых экзекуциях. Но всё-таки медленно продолжила. — Тогда обычно в кино кто-нибудь внедряется в банду... Какой-нибудь полицейский, которого никто из бандитов не знает... И до последнего они все думают, что за ними никто не следит. Ну, в смысле... Следит, но не больше, чем обычно...
Кажется, она всё ещё стеснялась того, что её идеи могут показаться слишком бредовыми. Я поспешил вселить в неё больше уверенности:
— Это интересно. Это мы запомним. Что ещё?
Девчонка озадаченно почесала в затылке. Но зато перестала шмыгать и судорожно вздыхать, глотая слёзы.
— Ещё... Ещё когда освобождают заложников, то пускают в помещение какой-нибудь усыпляющий газ... — Присмотревшись к выражению моего лица, она спешно поправилась. — Ну то есть... Стараются отвлечь террористов хоть как-то. Переговорами или ещё чем-нибудь. Обещают всё что угодно. Или обмен устраивают... А в это время какие-нибудь спецназовцы пробираются к заложникам и спасают их.
— Тоже идея. — Я снова поддержал её согласным кивком и показал большой палец для пущего подкрепления уверенности. — Ещё?
— Блин... Ну не знаю... — Тщательно вытерев нос, Кира заговорила уже с бо̒льшим азартом. — А вот ещё есть такая легенда, как однажды какие-то греки подарили своим врагам статую коня. А сами пролезли внутрь. Ну, в смысле, внутрь этого коня. Он был большой, как дом, и пустой внутри. И потом ночью, когда враги этого коня к себе в крепость закатили, то эти греки вылезли наружу и всех там перерезали.
— Бойтесь данайцев, дары приносящих...
— Что?
— Это строчка из поэмы, посвящённой событиям, о которых ты говоришь.
— А... Я только мультик такой видела. Ещё когда маленькая была.
— В общем, это тоже вариант... По крайней мере, у греков он сработал, насколько я знаю. Пожалуй, пока этого достаточно. — Я поднялся с корточек. В голове опять застучало от резкой смены положения тела. — Но если ещё что-нибудь придумаешь — обязательно дай знать.
— Хорошо... — Кира расслабилась и, завернувшись в спальник, опустила подбородок на коленки и снова стала смотреть перед собой в пустоту.
Шагнув к окну, я остановился на полпути и резко обернулся:
— А что «во-вторых»?
— Что? Что «во-вторых»? — Девчонка даже немного растерялась, покосившись на меня с лёгким удивлением. Именно этого я и добивался. «Метод лейтенанта Коломбо». Задать главный вопрос тогда, когда человек уверен в том, что разговор закончен. Этот приём не только обезоруживает искусного лжеца, но и помогает собеседнику выложить идею, которая, как говорится, «вертится на языке», но никак не может быть сформулирована в спокойном состоянии.
— Ты начала с того, что сказала «во-первых, они не должны знать...» и так далее. А что «во-вторых»? У тебя были ещё какие-то соображения на этот счёт?
— Ну...
