Коча, на улице Роз. Жду тебя через месяц. Будь осторожен. Мовилэ, наверно, повсюду разослал своих людей.
— Все будет, как ты сказал, твоя честь.
— Счастливого пути!
— До скорой встречи, — сказал Асени и погнал коня к переправе.
Все время пути погода благоприятствовала ворнику. После нескольких дней почти безостановочной скачки Лупу добрался до Царьграда. Вечерело. С высокой башни мечети муэдзин сзывал правоверных на молитву. Пылал закат. Из-за глинобитных заборов в небо поднимались дымки, невесомые, как покров одалиски. Близилось время ужина.
У ворот Ибрагимова дома Лупу остановил коня. Увидав его с крыльца, Ибрагим бросился навстречу с распростертыми объятиями.
— Ишала! — радостно приветствовал он гостя. — Добро пожаловать, жупын ворник, — сказал он на молдавском языке, хотя внешностью ничем не отличался от турка.
— Рад, что вижу тебя в добром здравии, жупын Ибрагим!
— Называй меня Ионикой, твоя честь! — с укоризной промолвил хозяин дома.
— Ладно, Ионикэ. Ну, как поживаешь, братец?
— Верчусь, как могу. Но пойдем в дом. Мариам! — кликнул он старую служанку. — Принеси-ка нам перекусить!
— Эти люди со мной, — сказал ворник, показывая на своих провожатых. — Сможешь приютить их?
— И они, и кони получат все необходимое.
Мужчины уселись по-турецки на ковер и, обмакнув кончики пальцев в воду, занялись пловом с изюмом и запеченным барашком с пряностями. С Босфора тянуло запахом водорослей и ночной прохладой. Лунный серп повис на черном небе, как серьга в ухе цыганки.
— Опять уселся Мовилэ на молдавский престол! — хмуро молвил Ибрагим. — Кто-то твоей милости здесь препоны ставит.
— Кто бы это? — вскинул брови ворник.
— Да вот есть такой... Курт Челиби зовут. Родня Батиште Вевели... Козни строит, чтоб не назначали на княжение бояр местных, а посылали бы на престолы Валахии и Молдовы греков, потому как они верные Порте люди.
— Вот оно что! — вскочил ворник и заходил из угла в угол. Вдруг он резко остановился против хозяина дома и сказал:
— Ион, братец, я никаких денег не пожалею, только бы убрать того, кто стоит поперек дороги.
— Подумаем над этим... Правда, придется потерять доброго покупателя. Этот грек без ума от моих маринованных каракатиц. Но что поделаешь!.. — хитро улыбаясь, развел руками Ибрагим.
Мужчины понимающе переглянулись. Ворник обнял его за плечи и улыбнулся:
— А теперь отведи меня к дому миралем-аги.
— С улицы Сулеймана? Знаю, знаю... И он покупает у меня рыбу.
— Тогда, пошли!
Миралем-ага, судейский чиновник, худощавый человек с глубоко посаженными глазами и восковым лицом, принял его в кофейной комнате.
— По каким делам пожаловал к нам? — спросил он неожиданно низким и густым голосом.
— У меня послание от сиятельного Абаза-паши к всемогущему кизлар-аге.
— Что ж, посмотрим.
Ворник протянул ему бамбуковую трость, в которую был упрятан свиток.
Миралем-ага прочитал письмо раз, второй, затем свернул его, вложил обратно в трость и застыл, прикрыв веками глаза. Это длилось долго, и ворник уже было решил, что турок уснул и даже кашлянул, чтоб разбудить его.
— Не беспокойся, я не забыл, что ты здесь — ясным голосом вдруг проговорил миралем-ага. — И учти — не всякий, прикрывший глаза, спит. Пешкеш привез?
— Как же?! Привез!
— Для начала надобно тридцать кошельков.
— Когда принести?
— Завтра после утреннего намаза.
— Будет исполнено! — поклонился ворник.
— Остановился ты где?
— У одного приятеля.
— Запомни: все, что говорится тут, — не для посторонних ушей.
— Понимаю, о, ага!
— Тогда можешь идти.
На второй день, как только муэдзин прокричал с высокой башни мечети, призывая правоверных совершить утренний намаз, Лупу пришел к турку с деньгами. Тот взял кошельки и запер их в ларь. Потом, окинув ворника внимательным взглядом, молвил:
— Тебе следует знать, эффенди, что такие дела второпях не делаются. Придется потерпеть. При тебе всегда должны быть деньги. И приходи в начале будущего месяца.
До назначенного срока оставалось много времени и Лупу решил отправиться в Рущук, где уже, быть может, дожидается его Асени.
— Я собираюсь уехать из города, брат Ионикэ, — сказал он вечером хозяину дома. — С собой беру только одного провожатого, остальные пускай остаются у тебя.
— Ладно! Надолго едешь?
— На несколько недель.
— Тогда счастливого пути!
— Счастливо оставаться, Ионикэ!
Ибрагим расцвел в радостной улыбке. По своему происхождению был он молдаванином. Много лет назад в Покуции, во время сражения между турками и ляхами, он попал в плен, а, чтоб избежать галер, принял магометанскую веру, и из Иона стал Ибрагимом. Теперь же он не только по своей земле и по своему родному языку тосковал, но и по прежнему имени.
В Рущуке Лупу целую неделю дожидался Асени. Его родня, старый Андроний Коч, у которого он остановился, глядел сочувственно, но не утешал. Очень смутными были времена и очень кровожадными те, у кого была власть.
— Будем уповать на отца небесного, — говорил старик, глядя как терзается ворник.
— Запаздывает Констанди Асени! — забеспокоился ворник. — Не попал ли он в лапы врагов?
— В стране неспокойно. Мовилэ с войском у леса Нэдэбор стоит, Там идут сражения лютые. А тех, кто вместо него остался, Асени не очень-то заботит. Не терзай свою душу, прибудет он.
Так оно и произошло. Однажды ранним утром старый Андроний разбудил его.
— Вставай, племянник, прибыл твой человек!
Лупу вскочил. На пороге стоял Асени.
— Быстрей говори — что там? — задыхаясь от волнения, потребовал Лупу.
— В доме твоей милости все хорошо. И госпожа Тудоска, и детишки кланяются тебе.
Ворник подскочил к нему, схватил за плечи и тряхнул:
— Я посылал тебя домой не для того, чтобы ты скрывал правду. Говори, все начистоту!
Асени с улыбкой пожал плечами.
— Вижу, ты не веришь мне. Но у меня есть чем оправдаться. — Он снял с головы шапку, отодрал подкладку и достал сложенный вчетверо лист бумаги.
По мере
