Азархановой вызвало сообщение, полученное в обкоме: к ноябрьским праздникам, в связи с двадцатилетием ее педагогической деятельности принято решение о присвоении ей звания «Заслуженного деятеля искусств». Миля мечтала, после этого выбить себе высокую должность в правительстве, чтобы впоследствии иметь возможность претендовать на место министра культуры их автономии.
Кроме этого, особое, непередаваемое блаженство ей доставило сообщение мужа, регулярно посещающего Пазевскую о том, что лечение по-тайски Лине не помогло. Джамиля сама удивлялась, насколько сильно ее переполняло злорадство. Казалось, она могла бы и успокоиться: у Эвелины ничего хорошего не осталось, ни здоровья, ни мужа, ни работы, ни удовлетворения за судьбы детей. Так нет же… Миле, как воистину артистической натуре, нестерпимо хотелось довести дело до кульминационной точки. Ее сжигало желание проводить подругу в последний путь на театральный манер. Она лелеяла мечту появиться на кладбище во главе свиты из высшего городского начальства и ослепить сослуживцев, учеников и почитателей Эвелины своей молодостью, элегантностью и красноречием. Для этого мероприятия она уже отрепетировала душещипательную речь и приобрела за баснословные деньги французский черный шелковый костюм, аксессуары из черной кожи и роскошный гарнитур из крупного натурального жемчуга. Джамилю настолько подстегивало нетерпение доиграть до конца этот блестяще, с ее точки зрения, организованный спектакль, что она хотела знать о ситуации в доме Пазевской из первых рук. Поэтому, она и поручила мужу заезжать к Лине не реже двух раз в неделю.
Исмаил согласился регулярно навещать Эвелину Родионовну, так как искренне полагал, что только ее трудами Мурад хорошо окончил училище, а поскольку жена выдавала ему информацию в строго дозированном виде, он и не подозревал обо всей подоплеке этого дела.
Накануне вечером Иса вернулся от Пазевских поздно, от ужина отказался и после настойчивых расспросов жены, честно обрисовал критическое положение Лины. Нервно приподняв тонкие брови, Миля с довольной улыбочкой предложила мужу по такому случаю выпить по рюмочке. Исмаил хмуро посмотрел на супругу и отказался, сославшись на головную боль. Джамилю обескуражил отказ мужа составить ей кампанию, между тем ей даже в голову не пришло, что его могла шокировать подобная циничность.
Неприязнь между женщинами Иса воспринимал, как явление нормальное, но реакция жены на известие о безнадежном положении Эвелины Родионовны его откровенно возмутила. Возможно, он не прореагировал бы столь бурно на поведение Джамили, не будь в отношения с семьей Пазевских втянуто его сердце. Приезжая к ним после работы на часок-полтора, Азарханов там отдыхал душой и телом. Сидя на айване на чисто вымытой террасе и вдыхая запах политой земли, он впадал в эйфорию. В этот момент он с нежностью вспоминал отчий дом и сад, который обрабатывал вместе с братьями. Татьяна своей милой, бесхитростной улыбкой и простотой в обращения буквально гипнотизировала его. Исмаил расцветал, глядя в спокойные и грустные глаза молодой женщины, такой доброй, заботливой, и к тому же внимающей ему с искренним интересом. Его завораживали ее медлительные, проникнутые степенной грацией движения, тихий вкрадчивый голос, длинные пушистые волосы и красиво очерченные полные ноги. Ему было так хорошо, что он начинал грезить наяву. Исе казалось, будто он счастлив, и это его дом, а Таня его жена, что в комнатах спят отмытые добела толстощекие, румяные ребятишки, что в саду наливаются соком помидоры, зреют персики и виноград, а квартира на третьем этаже, которой так гордилась Миля, сгорела дотла.
Сидя напротив Татьяны, Азарханов говорил с ней на простые житейские темы. Он рассуждал о погоде, о хозяйстве, о здоровье, объяснял, как готовятся национальные блюда. Чисто дружеское расположение молодой женщины, лишенное эротического подтекста, помогало Исмаилу расслабиться, располагая к откровенности и открытости. Ему не нужно было ни хитрить, ни красоваться, ни ухаживать. В ее обществе он быстро приходил в состояние абсолютного душевного комфорта. Их отношения были просты, а беседы банальны. Они не стремились к уединению и благожелательно воспринимали общество сиделки, которая периодически присоединялась к ним, чтобы выпить чай и немного поболтать. Однако, долго их компанию она не выдерживала: ленивые и пустые разговоры не юных и скучных людей были ей в тягость.
В отличие от этой особы, Урманов был рад ее присутствию. Он знал, что благодаря ее сплетням в городе все были осведомлены о том, что Исмаил посещает Пазевскую исключительно из уважения к ней самой, и его совершенно не волнует ее дочь, проходящая курс лечения в нервном отделении их городской больницы. Джамиля в эти тонкости не вдавалась: муж ее вполне устраивал, так как не только регулярно исполнял свои супружеские обязанности, но и заботился о ней. Особенно тронуло Милю то, что в конце августа Иса вручил ей путевку в правительственный санаторий на Черном море. Отдохнуть там одной, да еще в бархатный сезон, было пределом ее мечтаний.
Азарханова потратила все лето на организацию ремонта в училище, теперь, дней за семь собиралась наладить учебный процесс, после чего рассчитывала уйти в трудовой отпуск. Таким образом, в ее распоряжении было два месяца, которые она могла потратить по своему усмотрению.
Не слезая с дивана, Джамиля дотянулась до сумки, вытащила из нее путевку и стала ее рассматривать. Между тем, размышляла она не о курорте. Ее мысли витали вокруг Пазевской.
– Вряд ли Лина протянет до ноября. Через недельку непременно схожу к ней попрощаться. Всю жизнь эта мерзавка корчила из себя гения, а по-существу была дурой набитой!
Первый раз за много лет Азарханова попыталась разобраться в себе и доискаться до первопричины своей ненависти к подруге. Внезапно, она вспомнила момент, когда в первый раз ощутила ее в полной мере.
В тот день они сидели у Пазевской, чаевничали, и Миля пересказала содержание статьи, в которой говориться о том, как в Стране Восходящего Солнца представители правящего класса тренируют силу духа.
– Представляешь, для этого в роскошных покоях привязывают к креслу живую обезьяну, раскраивают ей череп, а потом все приглашенные прохаживаются вокруг нее, ложками зачерпывают ее мозги и едят. При этом присутствующим необходимо вести светскую беседу, улыбаться и флиртовать друг с другом!
Лина поперхнулась горячим чаем, вытаращила глаза и взвилась:
– Не может этого быть! Это утка душевнобольного писаки! Никогда не поверю, будто элита древнейшего народа, чья цивилизация насчитывает тысячелетия, культивирует подобный садизм! Ненавидеть врага, сразиться с ним и прикончить – дело обыкновенное. Как-то можно объяснить даже каннибализм… Ну, убил противника, потом изжарил и съел. Это ближе к какому-нибудь архаичному ритуалу. Возможно, к вере, что после этого унаследуешь героизм врага…Но так измываться над беззащитным существом, которое тебе ничего плохого не сделало? Это не достойно звания
