их. Попроси за меня прощения. Они с матерью на ферме севернее Лидса. Ферма Раммор, она есть на карте.
— Так, зачем вы вернулись? Что случилось? — спросил Мак, неожиданно для самого себя заинтригованный его словами.
— Они ушли от меня. — Бейтс горько усмехнулся. — Я был самым счастливым человеком в мире, знаете ли. Единственный ребёнок, поэтому не мог потерять ни братьев, ни сестёр. Родители давно умерли. У жены и детей полный иммунитет. Вся моя семье, все, кого я люблю, пережили Отбор. Самый счастливый человек в мире. Но потом… они просто ушли. Нет смысла больше притворяться, сказала она. Не наш настоящий папа, сказали дети. Я лишь хотел уберечь их, стать для них героем, для своих мальчиков. Но они ненавидели меня. Всей этой любви… больше… нет.
Внезапно Бейтс преобразился, внезапно в его словах появился смысл. Мне стало его отчаянно, до боли жаль.
— Ого. — Мак рассмеялся. — А ты ещё больший неудачник, чем я думал!
— Да, — произнёс полностью сломленный Бейтс. — Наверное, так.
— Что ж, приговор очевиден — смерть. Но мне нужно немного времени обдумать, каким образом, так что тебя мы пока запрём, лады?
* * *
Пока Бейтс томился под замком, а Мак раздумывал, какая форма мучительной смерти более ему по нраву, день шёл своим чередом. Нортон отвёз меня обратно в лазарет, где я по-прежнему ночевал, несмотря на арест Матроны.
— Она в комнате наверху, — сказал Нортон. Он, по моей просьбе вынюхивал всё вокруг, выясняя, где её содержат. — Конкретно, в старой комнате Мака. Насколько мне известно, дверь не заперта, но её охраняет Вольф-Барри.
— У неё… есть… — Я не мог заставить себя выразить свои страхи словами.
— Я только этим утром узнал, где она, и насколько мне известно, с тех пор к ней никто не приходил. Но насчёт прошлой ночи я ничего не знаю, Ли.
Мне не хотелось думать, что Мак мог с ней сделать. Вспомнился таинственный синяк на его щеке.
Нортон передал мне два «Браунинга», что он прятал для меня, и я рассовал их по карманам.
— Так, нужно убрать Вольфа-Барри от двери, мне нужно к ней попасть.
— У меня есть одна идея, как это сделать, — сказал Нортон. — Можно даже назвать это планом. Но как ты управишься? Ты едва ходишь.
Я поставил здоровую ногу с кресла на пол и выпрямился. Я осторожно передвинул больную ногу и позволил ей принять лишь малую долю своего веса. Неплохо. Ещё чуть-чуть. Терпимо. Я попытался шагнуть и тут же кто-то будто воткнул мне в голень раскалённую кочергу. Я зарычал от боли и стиснул зубы. Но я мог. Должен был.
Нортон с сомнением посмотрел на меня.
— Как нефиг делать, — соврал я.
* * *
С наступлением зимы в школе стало жутко холодно, и весь день в большинстве каминов горел огонь. Нортон пробрался в общежитие в коридоре, где держали Матрону, и вытащил на пол полено из камина, где оно начало тлеть, лёжа на старой вощёной половице. Дверь в общежитие была открыта, и мы рассчитывали, что Вольф-Барри учует огонь и поднимет тревогу раньше, чем займётся по-настоящему. Последнее, чего нам хотелось, это спалить всю школу.
Нортон направил дым к двери, затем выбил заднюю дверь общежития и спустился по пожарной лестнице. Очень скоро Вольф-Барри встрепенулся и убежал, крича. Я сумел доковылять по пожарной лестнице и, едва он скрылся из вида, толкнул дверь и добрался до комнаты Матроны. Я старался не обращать внимания на кровь, сочившуюся из раненой ноги, а перед взором появились пятна.
Я толкнул дверь — не заперто, слава богу — и вошёл в комнату. Лишь мой неторопливый шаг спас меня от удара напольной доской по голове.
— Эй, эй, это я — Ли, — поспешно прошептал я.
Матрона стояла прямо за дверью, держа в руках импровизированное оружие. Всё её лицо представляло собой один сплошной синяк. Под носом, который изогнулся в месте перелома, у неё виднелась струйка крови. Одежда её также была изодрана. Она тяжёло дышала, обнажив окровавленные зубы.
— Чего припёрся, Ли? Твоя очередь пришла?
«Не время думать о том, что это значит. Соберись. Сконцентрируйся. Надо работать».
— Матрона, нужно вытащить вас отсюда.
— И с чего мне тебе доверять? Говорят, ты у него теперь верный заместитель!
Она боролась со слезами, и говорила со смесью гнева и боли в голосе.
Времени на объяснения не было. Скоро коридор наполнится людьми. Я достал из кармана пистолет и протянул ей.
— Берите.
Она посмотрела на оружие, задумавшись.
— Берите!
Она бросила доску, схватила пистолет и взглянула на меня. Я не смог понять, что выражало её изувеченное лицо.
— Идёмте!
Я взял её за руку и повернулся, осторожно приоткрывая дверь. Но мы слишком сильно задержались. Снаружи уже собралась целая толпа мальчишек, которые принялись спорить возле яркого огнетушителя, которым, по идее, они должны пользоваться. Ближе всех стоял Нортон, залитый тускло-оранжевым светом, одновременно, стараясь держать ситуацию под контролем, и приглядывать за нашим побегом. Он не только отвлёк от нас внимание, он старался держаться как можно ближе к опасности, чтобы никто не пострадал от его действий. Моё уважение к нему сильно выросло.
Я встал перед Матроной и направился к лестнице. Мы пробрались за дверь и та закрылась.
Лишь тогда, остановившись, я осознал, что весь этот путь я пробежал. Адреналин — прекрасное болеутоляющее, но я знал, что мне придётся за это платить. Я слышал шаги на лестнице внизу; кто-то пытался обойти пожар. Мы с Матроной пробежали один лестничный пролёт и выскочили в дверь этажом ниже, как раз вовремя, чтобы остаться незамеченными.
Нога подогнулась и Матрона помогла пройти по коридору до лазарета, который находился прямо под горящим общежитием. Сверху сквозь потолок сочился дым.
— Времени мало — сказал я. — Скоро кто-нибудь придёт, увести меня в безопасное место. Вас тут не найдут, к тому же, пока ещё никто не в курсе, что я могу ходить. Помогите лечь в кровать.
Матрона помогла, и её руки тут же испачкались в крови. Она охнула.
— Ли, я должна посмотреть, ты можешь стать калекой.
— Нет времени. Берите оружие и идите. Бегите. Найти местечко и заройтесь. В школе для вас небезопасно, и я не смогу разобраться с Маком, если вы будете у него в заложниках. Так что, идите, пожалуйста.
Она взвесила «Браунинг». Затем она достала обойму, проверила заряжена ли та, вставила её обратно,
