назад, и он застонал при виде моей голой киски, когда мои пальцы скользнули по ней, открывая ее для него, предлагая ему заглянуть внутрь меня.
— Скажи мне, что делать, — прохрипела я. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделала с твоей киской, Майлз.
— Подвинь камеру ближе, — сказал он. — Я хочу видеть все вблизи.
Я сделала, как мне было сказано, передвинула камеру на низкий журнальный столик, а затем села на диван перед ним, раздвинув ему ноги.
— Вот так? — спросила я его.
— Идеально, — сказал Майлз. — А теперь откройся для меня, — прорычал он. — Открой мне свою прелестную п*зду, сладкая, я хочу видеть тебя.
Мои пальцы дрожали, когда я оттягивала губы своей киски, показывая ему свой клитор, дрожа от прохладного воздуха комнаты, ударяющего по нему так, что это было почти похоже на щекотку.
— Я тебе нравлюсь такой? — спросила нежно. — Тебе нравится, что я позволяю тебе делать со мной все, что угодно, Майлз?
— Да, — сказал он. — Мне это нравится. Мне чертовски нравится. То, какая ты есть. То, чего ты хочешь. Эта гребаная… потребность…
— К чему? — прошептала я, мой палец погрузился внутрь меня всего на секунду.
Майлз выругался, когда я достала его и слизнула сок с кончика.
— Потребность трахнуть тебя, — продолжил он. — Я не такой. Я не какое-то гребаное животное. Это ты, ты делаешь меня таким. Мне, еб*ть, это нужно. Мне нужно взять тебя. Мне нужно удержать тебя. Нужно забрать у тебя все это.
— Позволь мне трахнуть твою киску для тебя, — сказала я, мои мысли кружились от его слов. — Позволь мне сделать это, пожалуйста.
— Трахни ее, — приказал Майлз. — Но не смей, бл*дь, кончать. Помни, тебе всегда нужно разрешение на это.
— Д-да, — прошептала я.
— Что «да»? — резко спросил Майлз.
— Да… Спасибо, Майлз.
Последовало молчание, и я задалась вопросом, думал ли он, что я назову его именем, соответствующим его доминирующей природе. Но я не могла — не хотела. Его имя ощущалось слишком идеально на моих губах, так чертовски интимно и особенно.
— На хер, — прорычал Майлз. — Трахни. Себя. Сейчас.
Я так и сделала. Подтянула свою задницу и погрузила два пальца глубоко.
Слышала его дыхание, поверхностное и отчаянное, и могла сказать, что он сжимал свой член. Я провела пальцами по своей нуждающейся п*зде и была так близко, что думала, что потеряю сознание от ощущения, что внутри меня только мои пальцы, а потом опустилась на колени и посмотрела в камеру на журнальном столике.
— Хочешь что-нибудь посмотреть? — спросила его дрожащим голосом, и ответ последовал незамедлительно.
— Покажи мне.
— Позволь мне кончить, — умоляла я, поместив камеру между ног, чтобы у него был прекрасный вид на мою п*зду. — Пусть она кончит для тебя, Майлз. Видишь, какая я отчаянная? Видишь, какая я мокрая?
Я раздвинула свою п*зду, заставляя ее капать на деревянный пол.
— Господи, бл*дь, — сказал Майлз. — Бл*дь, кончай, Бебе. Досчитай до пяти и кончи со мной.
— Один, — прошептала я, просовывая в себя три пальца. — Два…
— Быстрее, — сказал он, его голос был более нуждающимся, чем я когда-либо слышала. — Бл*дь, быстрее, Бебе!
— Три.
Я трахала себя так сильно, что мои ноги продолжали дергаться, а киска издавала влажные хлюпающие звуки.
— Четыре, пожалуйста, Майлз, бл*дь, пожалуйста…
— Пять, — прорычал Майлз, и я кончила для него, забрызгав камеру, когда моя киска хлюпнула и мои пальцы выскочили наружу.
Я, бл*дь, завыла, а он смеялся надо мной, смеялся с отчаянием.
— Ты чертова грязная маленькая шлюха, — сказал Майлз, и я упала обратно на пол, подняв камеру над собой и облизывая объектив. — Господи, Бебе, ты — это что-то охренительно другое.
Я уставилась на него, мое дыхание замедлилось, а киска начала болеть.
— Спасибо, Майлз, — прошептала я. — Я заставила тебя кончить?
— Да, — прорычал он. — Весь мой гребаный кулак в сперме.
— Дай мне слизать, — мягко сказала я.
Майлз замолчал.
И только через минуту я поняла, что он закончил разговор.
Глава 10
Майлз
Шлейф (сущ.) — запах, который остается в воздухе, след от чьих-то духов.
Я был зависим от нее, и отрицать это было бессмысленно.
В то утро я позвонил человеку, с которым иногда работал. Флинт Майерс когда-то был журналистом, но теперь он проводил свои дни, выясняя всякое дерьмо для богатых людей. В основном, женщины пытались выяснить, нет ли у их мужа интрижки. Но я использовал его для проверки биографий девушек, с которыми трахался, и теперь у меня было для него новое задание.
— Доброе утро, Майлз, — бодро ответил парень на звонок. — Еще одна проверка?
— Не в этот раз, — пробасил я, проводя рукой по волосам.
Я рискнул выглянуть в окно в сторону квартиры Бебе, но ее нигде не было видно. Наверное, она еще спала после поздней ночи.
— Я хочу, чтобы ты проследил за одним человеком, — сказал я, позволяя словам повиснуть на поверхности. — Это женщина. Она живет через дорогу от меня. Ее зовут Бебе Холл…
— Понял, — просто сказал Майерс. — На что мне следует обратить внимание? Тебе нужна какая-нибудь конкретная информация?
— Нет, — отрывисто кинул я. — Просто хочу знать, чем она занимается. Все. И принеси мне какую-нибудь хрень, чтобы я посмотрел. Фотографии, много фотографий, и что-нибудь выброшенное, например, квитанции, которые она оставила, и тому подобное.
— Договорились.
В голове сразу возник образ, как Майерс улыбается.
Он видел только огромную сумму денег, которую получит за помощь, а я видел только возможность получить больше ее. Больше Бебе. Мне нужно было гораздо больше.
— Увидимся вечером, — произнес я, завершая разговор.
Встал с дивана, на котором сидел, и прошелся по комнате. Флинт обычно приходил ко мне вечером, чтобы рассказать обо всем, что нашел. Но он также присылал мне обновления в течение дня, поэтому я решил держать телефон поблизости, чтобы видеть, чем именно занята моя Спящая красавица.
Но теперь день тянулся, и мне нечем было заняться. Я чувствовал себя тревожно и нервничал так, как не привык, и это меня беспокоило.
Обычно помогает дезинфицирующая ванна, но, как ни странно, в тот день у меня не было желания портить свою кожу. Мне просто нужна была информация, я хотел знать, чем занимается Бебе, чем заполнены ее дни. Мне это было нужно, как гребаному наркоману наркотик, и я злился на себя за то, что не могу сам ее отследить. Но я никак не мог выйти на улицу, никак не мог
