в его голосе прозвучал намек на злость.
— Потому что тебе нравятся красивые девушки, — прошептала я. — Красивые, стройные, сексуальные, безупречные куклы.
Майлз замолчал на секунду, и это убило меня изнутри. Я уже была готова завершить разговор, когда он заговорил, на этот раз мягче.
— Посмотри сюда, — сказал он, и я подошла к окну, положила ладони на прохладное стекло и нашла его глазами.
На окне было нацарапано сообщение, буквы были неуклюжими и кривыми с того места, где он пытался развернуть их ко мне лицом. Слова были написаны толстым слоем розовой помады, вероятно, что девушка несколько дней назад оставила в его квартире.
ТЫ ТАК ПРЕКРАСНА, ЧТО ЭТО БОЛЬНО
Я скользнула пальцами вниз по стеклу, и смотрела на него, такого чертовски далекого, чувствуя себя ближе и в то же время дальше, чем когда-либо.
Я влюблялась в него. Медленно, медленно падала, чувствуя, как мое тело затягивает течение, погружаясь, погружаясь глубоко.
Майлз был в моей голове.
В моей киске.
От него у меня по спине бежали мурашки.
Дрожали пальцы.
Майлз был в моем теле, но никогда не был внутри меня.
«Спасибо», — пробормотала я без слов губами.
Его лицо исказилось в ухмылке, которая выглядела почти болезненной, и я позволила себе упасть, потому что знала, что это неизбежно.
Я уже принадлежала ему.
— Теперь, сладкая, — мягко сказал Майлз через динамик. — Вернись к своему маленькому заданию, не будь плохой девочкой.
Я взяла камеру и навела ее на свое лицо, глаза опущены, ресницы касались щек.
— Прекрасно… — голос Майлза в динамике звучал мягко, но твердо. — Ты такая красивая. Покажи мне больше. Я, бл*дь, хочу еще.
Я держала камеру перед собой, медленно открывая глаза, мои ресницы поднимались все выше и выше, пока он не увидел мои глаза, все еще наполненные слезами и искрящиеся эмоциями. Услышала, как он резко вдохнул, когда я посмотрела на него через объектив, и застенчиво улыбнулась в камеру.
Взглянула в объектив камеры, чувствуя, что смотрю прямо ему в глаза. Затем медленно провела камерой по своему телу. Я выгнула спину и выпятила перед ним сиськи, так отчаянно желая, чтобы он взял меня, чтобы почувствовать что-то особенное, кроме бессмысленных членов и оцепенелой пустоты, которая наполняла мои дни с тех пор, как мы потеряли Пози.
— Разденься, — приказал Майлз, и настал мой черед задыхаться. — Давай, сладкая, будь для меня хорошей девочкой и разденься. Я хочу посмотреть на тебя.
Трясущимися руками положила камеру на столик; казалось, она была как раз на той высоте, чтобы запечатлеть всю меня. Я отстранилась, улыбнулась камере и медленно сняла с себя кимоно.
Шелк был прохладным и приятным на коже, когда я снимала его, красивая ткань рассыпалась вокруг моих ног. Мне нравилось иметь над ним власть, слышать, как он задыхается через динамик моего телефона, его голос был низким, а слова требовали большего, когда я дразнила Майлза. Я не понимала, почему он просто не пришел. Я никогда не встречала парня, который был бы таким терпеливым, как Майлз.
Потому что мы оба знали, чем это закончится.
Его членом внутри меня и его руками вокруг моего горла.
Моей киской, бьющейся в конвульсиях вокруг него, а Майлз наполняет меня так, как я этого хочу.
Это будет лучший секс в моей жизни, я уже была уверена в этом.
Но меня пугало то, что я уже хотела гораздо большего.
Отбросила эту опасную мысль, как только она пришла мне в голову, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы дразнить его, чтобы он видел каждый дюйм меня, обнаженной для него.
— Ты хочешь большего? — спросила я, мое тело раскачивалось в такт музыке, звучащей в моем сознании.
— Да, бл*дь, — прорычал Майлз. — Конечно, я хочу еще, сладкая. Разденься для меня. Сними с себя все. Я хочу видеть каждый твой великолепный дюйм.
Я почувствовала, как напряглись мои соски от его слов; почувствовала прилив тепла к своей киске, когда спустила бретельки ночной рубашки с плеч, открывая дюйм за дюймом своей загорелой кожи. Майлз зарычал при виде этого, но это только подстегнуло меня, и я спустила шелк со своих сисек, обнажив себя перед камерой.
— Я тебе нравлюсь? — спросила мягко, касаясь руками твердых сосков, и пощипывая их, превращая в твердые бутоны, отчаянно желая, чтобы Майлз обхватил их губами, прикусывая до тех пор, пока у меня на глаза не навернутся слезы. — Тебе нравится то, что ты видишь? Разве это не заставляет тебя желать меня, Майлз? Разве это не заставляет тебя желать прийти сюда… и просто… бл*дь… взять меня?
Я застонала, когда ущипнула себя за соски, и от низкого рычания, звучавшего через динамик, у меня подкосились ноги. Встала спиной к окну, не оглядываясь через плечо, прислонилась спиной к прохладному стеклу, прижалась задницей к нему, чтобы он мог видеть меня со всех сторон — спереди с камерой, а сзади с видом через окно.
— Не искушай меня, бл*дь, — сказал Майлз, когда я взялась за подол ночнушки, медленно поднимая ее, обнажая загорелые бедра.
— Или что? — спросила я и сняла ее до конца.
Я стояла перед ним в одних кружевных черных стрингах и чувствовала напряжение, исходящее от него. Он хотел меня так же сильно, как и я его, но по какой-то причине парень держался от меня подальше. И маленькая злая часть меня хотела, чтобы он сломался, хотела, чтобы он сказал «да пошло оно все» и просто пришел и долбил меня в рот своим членом, пока я не захлебнусь его горячей спермой.
Но он не сломался. Майлз стонал, рычал, ругался, но не ломался, и от этого я чувствовала себя такой чертовски бесполезной, что мне пришлось смахнуть слезы.
— Пожалуйста, — произнесла своим самым мягким голосом.
Он не услышал. Не мог, я была слишком далеко от своего телефона. Но потом он заговорил снова, и снова услышав его голос, все стало хорошо.
— Бебе… сладкая, — сказал Майлз, его голос сорвался. — Я хочу тебя. Хочу тебя слишком сильно.
— Я знаю, — прошептала, запустив большие пальцы под стринги, играя с ними. — Я знаю, Майлз, я тоже хочу тебя…
— Ты не понимаешь, — сказал он, его голос напрягся. — Я, бл*дь, хочу тебя.
Я спустила стринги с бедер, позволяя им упасть на пол. Я сделала эпиляцию всего день
