разных, но одинаково возбужденных сейчас физиономий, так же стала выстраиваться в его сознании цепь воспоминаний. С того самого дня…
21
— Милый, познакомься: это тот самый мюнхенский Рихард, о котором я тебе говорила!
— Весьма рад. Подполковник Эйген Отт.
— Рихард Зорге. Как вам, наверное, уже сообщила ваша очаровательная струга, я журналист, так что держите со мной ухо востро!..
Так они познакомились осенью 1933 года, когда подполковник вернулся в Токио с артиллерийских маневров. Познакомила их Тереза.
Теперь, спустя несколько недель после первой случайной встречи с ней около посольства, Рихард с большим интересом отнесся к ее мужу, хотя, конечно, не показал и виду. Он уже знал, предусмотрительно запросив об этом Центр, что Эйген Отт, неприметно державшийся офицер, на самом деле крупный германский разведчик, сотрудник небезызвестного Николаи, шефа немецкой разведки в период первой мировой войны, теперь, после захвата власти нацистами, возглавлявшего один из центров шпионажа — «Институт истории новой Германии». Хотя Отт приехал в Японию как военный стажер и интересуется лишь испытаниями гаубиц, истинная цель, поставленная перед ним, — это наладить сотрудничество между гитлеровской и японской разведками. Кроме того, он должен изучить политическое положение в Японии и представить он Берлин обстоятельный доклад.
И Рихард Зорге с тех первых дней сделал ставку на этого внешне скромного, но столь обещающего в будущем подполковника
Нет, он, конечно же, не навязывался ему в друзья. Они просто «случайно» встречались то в посольстве, то в клубе, то у «Рейнгольда» — в баре немца, славившегося своими сосисками по–баварски, мюнхенским пивом и прогитлеровскими взглядами. Конечно же, Рихард ни единым намеком не показывал, что знает об истинных целях визита подполковника в Токио. Он не слушал, а сам говорил. Говорил, во всем блеске демонстрируя перед хватким разведчиком свое глубокое знание и политической обстановки в Японии и нацистской фразеологии.
И Отт, как рыба на наживку, клюнул: он решил, что общительный и столь много знающий журналист может быть ему полезен. Сначала он хитро выспрашивал отдельные сведения, а однажды прямо попросил:
— Помогите, Рихард, составить мне одну бумагу в Берлин.
— Охотно. Однако…
— Да, да, особо секретные бумаги я, конечно, вам не покажу. Но общие разделы, будь они прокляты!
Зорге сочувственно кивнул:
— Понимаю, как противно кадровому офицеру заниматься бумагомаранием!
Он сочными мазками нарисовал картину политического положения в Японии, дав событиям такую интерпретацию, которая должна была особенно понравиться в Берлине. Он щедро приправил доклад нацистским лексиконом, так ласкавшим слух заправил рейха
Отт был в восторге. Он стал с Рихардом откровеннее. Даже как–то обмолвился в разговоре, что познакомился с генералом Доихара. А уж Зорге–то знал, кто такой этот Доихара! Но и бровью не повел: каждому овощу свое время
Весной 1934 года подполковник уезжал в Германию. При прощании Тереза даже всплакнула:
— Увидимся ли еще когда–нибудь? Не забывай, милый Рихард!
А Зорге думал: «Точен ли был мой расчет? Оправдается ли мой план?..»
22
Летом 1934 года Эйген Отт вернулся в Токио — уже в чине полковника и в ранге военного атташе посольства.
— Работа произвела наверху впечатление, — доверительно сказал он Рихарду при первой же встрече.
— И впредь буду рад помочь, чем могу, — ответил Зорге.
А сам сделал вывод: значит, расчет был правильным. Но он смотрел и дальше. Он предполагал, что при Гитлере кадровые военные будут приобретать в дипломатическом аппарате все больший вес. Значит, будет расти и их осведомленность. Значит, надо и в дальнейшем помогать Отту в его продвижении по служебной лестнице.
Доверие и расположение полковника к корреспонденту «Франкфуртер цайтунг» неуклонно росло. Через некоторое время Рихард уже передавал в Центр:
«Когда Отт получает интересный материал или сам собирается что–нибудь написать, он приглашает меня, знакомит с материалами. Менее важные материалы он передает мне на дом для ознакомления. Более важные, секретные материалы я читаю у него в кабинете».
А как–то Отт позвал Рихарда в свой кабинет, запер дверь на ключ и показал на стол, заваленный бумагами и таблицами:
— Не успеваю, столько работы! Помоги.
Рихард глазам своим не поверил: перед ним на столе лежали таблицы сверхсекретного германского кода!
— Что это за чертовщина? — прикинулся он, небрежно разглядывая таблицы.
— Сейчас я тебя научу. Будешь помогать мне составлять и шифровать телеграммы, — сказал полковник.
С очередным связным копии германского кода были отправлены в Центр. И тут же от Старика пришла радиограмма: «Молодец».
23
Да, с Оттом он на дружеской ноге.
Но Рихард не строил иллюзий: он прекрасно понимал, на чем базируется расположение к нему военного атташе да и других сотрудников посольства, представителей германских промышленных кругов в Токио, коллег–журналистов — на глубоком знании дальневосточных проблем, блеске журналистского имени.
Но для того, чтобы сохранить этот блеск, углубить свои знания, нужно были очень много работать.
Об этой своей работе он сообщал в Москву:
«Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой промышленности, средней и, наконец, тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал также общественно–социальное положение японского крестьянина, рабочего и мелкого буржуа… Я интересовался также развитием японской культуры с древних времен, влиянием, которое на это развитие оказывали разные китайские школы, и развитием культуры в современный период, начинающийся эрой Мейцзи».
В первые же месяцы он собрал библиотеку, накупив сотни книг по истории, культуре, экономике и политике Японии. Но этого ему было мало. Он писал:
«Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной библиотекой посла, библиотекой Восточноазиатского германского общества».
«Мое изучение страны, — писал он в другой раз, — было важно для моего положения как журналиста, ибо без такого багажа я не был бы в состоянии подняться над уровнем среднего немецкого корреспондента — уровнем не особенно высоким. Мои знания дали мне возможность найти в Германии признание как лучшего корреспондента по Японии. Редакция «Франкфуртер цайтунг» часто хвалила меня за то, что мои статьи поднимали ее международный престиж».
И действительно, корреспонденции Зорге поражали эрудицией и профессиональным блеском. «Франкфуртер цайтунг» отводила для них самое почетное место на первых страницах. Наперебой заказывали ему статьи берлинские газеты. И Рихард работал, работал, понимая, как важна для него эта слава лучшего корреспондента.
А Старику докладывал: «Свою позицию в посольстве я завоевал не только потому, что у меня были приятельские отношения с работниками посольства: наоборот, кое–кто из этих работников неблагожелательно относился к факту моего влияния в посольстве. Главными причинами, создавшими мое положение в посольстве, были мой большой
