Горский. Правда, когда у него срок ссылки весь вышел и ему можно было вернуться, документы ему выправили то ли на Гурвича, то ли на Гурвица. Нет, по документам пишется «Гурвич», но латиницей, а когда с финнами приходится разговаривать, так они «цокают», потому что не умеют выговорить букву «Ч» и получается «Гурвитьц». Ну да это не важно.
В общем, уговорились деды с Горским, что в обмен на свободу и деньги немалые, он, помимо прочего, и отца моего школьной премудрости выучит. И учился он у этого Горского года два математике, литературе, наукам естественным, чтобы в институте экзамены сдать. А заодно много они промеж собой разговаривали, что у нас в стране хорошо, а что плохо, и можно ли сделать так, чтобы все стало лучше. Так что приехал отец в Петербург уже сильно распропагандированным и первым делом, еще до экзаменов, разыскал ячейку местных марксистов. А путь от нас до Петербурга не близкий. Даже на лето отец ездил скорей за границу, а не на Родину. Был он платным студентом, ни в чем не нуждался, так что и охранка на него не косилась, бог миловал. Мне потом знакомые его сказывали, что прозвище у него было Ханыч. Кто-то решил, что раз хорошо живет, то ханский сын он — не меньше. Вот и прилипло к нему это прозвище. А он был не ханского, а шаманского роду, ну да это не главное. Опять же по делам железной дороги приходилось отцу много ездить, так что стал он курьером нашей партии. Под видом богатого отпрыска ездил по делам в Англию. К примеру, в 1902 году, когда в Лондоне собрался Второй съезд РСДРП, отец ездил туда по делам закупки новой паровой машины в Ньюкасл, а при этом захватил с собой «троих слуг», которые и были депутатами съезда, а потом провез с собой назад несколько нелегалов: они прятались в паровом котле, когда сюда ехали, а отец им еду в машину носил. Горский? Нет, тот, которого убили в Москве, был Загорский, эсеры его убили, а отца моего учил просто Горский.
Дело в том, что сам Горский загорелся со временем идеей колбасного заводика и отошел от марксистов. По условию освобождения ему нельзя было селиться в столичных провинциях, и поэтому дядя Борис построил свой колбасный заводик не в столице, а в далекой Финляндии. Почему там? Сперва от нас туда везли мясо, а мясо было хорошее, поэтому продать его надо было задорого, чтоб дорогу отсюда туда окупить. К тому же в Москве бурят тогда не было. Тут ведь дело такое — далеко мы жили от обеих столиц, а за любым делом глаз нужен. Поэтому хорошо, когда рядом есть свой человек, который за делом присмотрит. Когда дела ведутся в Китае — пусть даже и за стеной — своего человека туда прислать можно. Хоть он по облику и монгол, но мало ли в Китае монголов? Довольно надеть китайский наряд, с умным видом говорить цитаты Конфуция, и китайцы со временем привыкают, думают, что, мол, полукровка иль еще что. А как монголу затеряться средь русских?
Рассудили то дело так. В ту пору вся наша знать отправляла детей учиться. Понятно, что совсем одного, без родни, без хорошего знания русского языка отправлять мальчика боязно. К счастью, при Священном Синоде в ту пору была уже отдельная коллегия для буддистов. У нас в Прибайкалье знать была давно Православной, но на востоке за Озером местные бурятские племена агинцев и хоринцев исповедовали буддизм. Отсюда вокруг Синода в Санкт-Петербурге и возникла небольшая колония на Петербургской стороне — на Каменном острове, где богатые и знатные родовичи выкупали дома и разрешали там жить тем богомольцам и ламам, которые приезжали по делам в столицу. Мы в свое время с ними обо всем договорились и на подставные бурятские имена выкупили там пару домов, как будто бы мы тоже буддисты, ибо буддистам в России жить было проще, чем приверженцам Старой Веры. Вот именно в этой колонии и жил мой отец, когда учился инженерному делу в Санкт-Петербурге. А раз появилась колония, в ней можно было и спрятать того, кто бы стал тайными глазами и ушами за делами заводика. Ибо, по словам моего отца, хорош был дядя Горский, но совсем уж чистых и честных у нас не отправляют на каторгу, как бы они потом ни оправдывались. А в писании сказано, что тот, кто вовремя поможет грешнику не оступиться и вернет его на путь истинный, заслужит Царство Небесное. И поэтому нужен был за сиим гешефтмахером хоть какой-то надзор. В Москве это было сделать нельзя, поэтому решили строиться возле Санкт-Петербурга. Однако поблизости вокруг него мяса было мало, а провоз туда был слишком дорог. Пришлось отказаться от мечты дяди Бориса, чтобы везти само мясо, стали возить только сушеные травы и пряности, а сам заводик поставили в финском Выборге, чтобы было много воды для завода, чтобы была трава для свиней и коров и берег залива был у завода глубокий, а течения помогали везти груженую баржу к Петербургу. Учет и контроль, внимание к деталям — вот что самое важное для шаманского ремесла, равно как и на колбасном заводике. Так что Володя Горский из марксиста и бомбиста уже в этом веке стал фабрикантом Гурвицем, а дядя Борис и потом его невестка Агриппина его партнерами на той фабрике. Но до того как он стал фабрикантом, Горский хорошо про классовую борьбу да историческую неизбежность рассказывал. Вот так отец мой и стал коммунистом.
Интересно, что потом стало с фабрикой? Разбомбили ее уже в зимнюю войну, когда с боем у финнов мы брали Выборг. Зато до того она много хорошего принесла. Пока она работала, пара моих сватьев, по наказу наших товарищей, уехала жить в те края и на прибыли от фабрики пустила в тех краях свои корни. Или в сопредельной стране, ибо граница между Финляндией и Швецией для финских граждан была в те годы открытою. Так что не до конца отошел ото всех наших дел товарищ Гурвиц, а может, и не отходил никогда. В партийной работе ведь так: кто-то агитирует, кто-то листовки расклеивает, кому-то легче удаются грабежи для пополнения нашей кассы, а кому-то сподручнее для всей нашей партии зарабатывать. В этом смысле мы, староверы, были всегда на особицу. Деньги к нам легко шли. Слышали про купца Мамонтова или Морозова? Они, когда умирали, завещали все свои
