Завидев людей, Мён изящно расположила одну ногу вперед другой и как бы украдкой одернула блузу. Отсутствующее выражение лица оживилось, она улыбнулась и сообщила руководителю, что опасалась за его здоровье. При посторонних она сглаживала свой характер, но что на самом деле испытывала роботесса, Ёну оставалось лишь гадать. Ее электронное сознание на самозарождающийся негатив сканировалось программами-контроллерами, но делалось это, в отличие от обычных машин, после подачи соответствующего запроса, которой Ён постоянно откладывал на потом. Без регулярного техосмотра в нейропроцессорных мозгах могли зародиться крамольные мысли или, того хуже, лень и индивидуализм, недопустимые в Корпоративной Республике Корея. Впрочем, кое-какие отрицательные настроения машинам были доступны вполне легально. Кроме зависти и стыда, они испытывали ревность, обиду и некоторые особые ощущения, относящиеся к внутривидовым и непонятным для человеческого восприятия.
Руководитель НИИ поблагодарил роботессу за беспокойство. Закон предписывал относиться к андроидам как к равным, несмотря на то, что количество их искусственных нейронов было ограничено законодательно до сорока миллиардов33 и полноценными людьми они не считались.
Мён, вся сияя под влиянием непостижимых внутренних настроений, приторным голоском сказала:
– Хотела встретить вас в санчасти, но мой запрос не прошел.
– Не стоило расходовать на меня свой заряд.
– Мне было бы приятно вас увидеть.
Приятно. Что вкладывают в это слово железяки?
– Я вам не мешаю? – напомнил Кси о своем присутствии.
– Сдайте бифотонные коммуникаторы34 и оружие, – потребовала Мён у полицейского, проигнорировав Кси, – а также любые приборы, создающие электромагнитные помехи, – продолжала перечислять она. – Записи категорически запрещены. Связь под землей недоступна, синхронизация тоже.
Полицейские аксессуары поместили в камеру хранения.
Массивные двери расступились, впуская сотрудников и их гостей в один из самых засекреченных исследовательских институтов в Республике.
Пассажирские лифты не работали, пришлось воспользоваться грузовым. Два человека в сопровождении роботов спустились в недра острова Йонджегу, ниже уровня моря. Они шли по длинному коридору, напоминавший в разрезе правильный шестиугольник. Чернота стенных панелей едва отражала мягкий свет, создавая неестественный полумрак. Ён всегда недоумевал, почему дизайн лаборатории выполнен в стиле «сумрачный космос», хотя исследования никак не связаны с астрофизикой. Те редкие гости, которым удавалось здесь побывать, восхищались антуражем, царившем в подземном дворце времени, но Кси не впечатлился, как и тому факту, что в «Песочных часах» дверей было больше, чем в любом офисном строении на Корейском полуострове.
Коридор закончился холлом со светящимся полом, над головами – давящая темнота. Отзвуки шагов, улетающие куда-то ввысь, подсказывали, что они на дне глубокого силоса.
Кульминационный момент: дверь плавно поднялась, приглашая визитеров в некий потусторонний портал, именовавшейся «Зоной А». Буква А заменяла порядковый номер, а не была аббревиатурой «аномальный» или «анахроничный», как некоторые сотрудники любили пошутить. Зоны Б и В так и остались сверхдорогими и неосуществленными проектами.
Кси спрятал растерянность за непринужденную позу, но плавающие зрачки на выкатившихся белках выдавали его интерес. Робот-полицейский занял место недалеко от входа, Мён же вела себя раскованно, держась поблизости от своего начальника.
Антибитовый передатчик, размером с двухэтажный дом, походил на огромный сувенирный шар со снегом, какие продавали туристам – потрясешь, и елочку завалит пушистыми хлопьями, – или шар для гаданий, в котором можно увидеть грядущее. Внутри сферы антибитового передатчика, кроме одного-единственного небольшого мячика, парящего в прозрачной сердцевине, не было ничего сверхъестественного, все выглядело очень просто, даже слишком. Над этим вакуумным аквариумом нависал, почти касался телескопический сталактит таких необъятных размеров, что можно было подумать, будто рукотворный мегаобъект подпирает целый остров. Это был генератор виртуальных частиц, предназначавшийся как для магнитного удержания антиматерии, так и для защиты города от техногенного Армагеддона. Ядро передатчика, состоящее из антивещества, при соприкосновении с обычной материей, например, с окружающей его сферой, вызвало бы аннигиляцию. Реакция взаимного уничтожения была бы настолько мощной, что ее вполне могло хватить, чтобы превратить столицу в гигантский кратер. Защита работала по принципу автоматического предохранителя: в случае исчезновения магнитного поля в ядро из антиатомов выстреливался заряд виртуальных частиц, который поглотил бы разрушительный энергетический всплеск.
На фоне монументальной структуры передатчика и нависавшего над ним генератора второстепенное оборудование обширной «Зоны А» как-то меркло. Высокопоставленные посетители редко задерживали внимание на прочей технике. Перфорированные белоснежные параллелепипеды – сияющие диодами шкафы, распределенные по нишам – являлись теми компьютерами, без спин-процессорных35 «мозгов» которых, а также расчетных единиц, блоков питания, нанотехнологических систем и прочих современных чудес, игры со временем оставались бы невоплощенной идеей.
– Это и есть машина времени? – вопрос инспектора прозвучал очень наивно, по-детски. Он подошел к перилам, окольцовывающим постамент с водруженным на него шаром, и вцепился в хромированное обрамление обеими руками.
– Путешествия во времени невозможны, так как нарушается элементарный закон термодинамики, а преодоление моста Эйнштейна-Розена36 потребует сверхсветовых скоростей. Да и принцип защищенности хронологии37 этого не позволит. Чтобы перекинуть в прошлое вещество не больше пылинки, энергии всей Вселенной будет недостаточно. Вы же не видели туристов из трехтысячного года? – заученно ответил Ён.
– Тогда чем вы здесь занимаетесь? Философией?
