– А что с подземными уровнями? Лаборатории, исследовательские зоны, серверные…
– Успокойтесь, они не пострадали, погибших нет.
Ён облегченно вздохнул.
– Думаю, у вас найдется какое-нибудь объяснение произошедшему. Вы, ученые, любите строить хитроумные теории.
– Хм, это будет скорее гипотеза, – после продолжительной паузы сказал он.
– Я весь внимание.
– Материя не подвергалась температурному воздействию, – заговорил Ён, присмотревшись, – точки плавления железа и пластика сильно разнятся. Легкие материалы воспламенились бы до того, как стекло начало плавиться, однако следов горения не видно. Похоже на химическое поражение, но той коробки, что принес незнакомец, явно было мало, потребовались бы тонны поражающего реагента. Я не химик, но мне кажется, что в природе не существует такого.
– Ответ неточен, – отреагировал робот.
– У меня есть предположение, но вряд ли оно имеет что-то общее с реальностью. Подозреваю, что использовали некую молекулярно-деструктивную субстанцию воздушно-капельного поражения. Сто лет назад Калле Ларс Франц получил нобелевку за теорию уменьшения плотности электронных облаков через квантовые поля31. На некоторый промежуток времени, что зависит от силы искривления волновой функции, их можно ослабить. Разработками заинтересовались военные и даже выделили на исследования значительные средства.
– Я правильно понял, что свойства любого вещества можно ослабить на несколько минут?
– Не свойства, а плотность, и не минут, а микросекунд. В лабораторных условиях удалось достичь кое-каких результатов, при этом затрачивалось колоссальное количество энергии. Чтобы разрушить килограмм вещества, не хватит мощности городской электростанции. Насколько мне известно, «размягчитель материи» так и остался теорией, и дальше опытов с сотней-другой атомов продвинуться не удалось. Для таких последствий, – Ён взглянул на развалины, – потребуется управляемая энергия нулевых колебаний32. Если правильно перераспределить энергетические балансы, можно в ничтожно малой точке получить Большой взрыв. Это физика следующего столетия, если Азиатский Союз хорошенько профинансирует на такие исследования. Уверен, НИИ ядерной физики с удовольствием расскажет подробнее.
– Я уже говорил с ними. Вы прекрасно осведомлены о принципах молекулярно-деструктивного оружия.
– Несуществующего оружия. И да, я читаю разные научные публикации.
– Если других объяснений нет, выходит, что некий Сейжди приносит в ваш кабинет бомбу, существующую только в теории, и заодно стреляет в вас?
– Получается, что так.
– А не слишком ли сложно? Разве недостаточно того, что он пробил вам голову?
– Он порывался спуститься в «Зону А». Вероятно, бомба предназначалась для антибитового передатчика. Возможно, он хотел саботировать работу НИИ. Отчасти ему это удалось.
– Судя по вашим смутным воспоминаниям, мужчина, подстрелив вас, активировал взрывное устройство и до последней секунды стоял и бездействовал. Он не знал, что бомба настоящая или был камикадзе?
– Я не имею понятия, что им двигало.
– Полиция перелопатила всю вашу подноготную: связи, встречи, запросы в Сети, покупки, мысли, потаенные секреты. И не нашли ни единой причины вас убивать. Неприметный человек, добровольно заточённый в четырех стенах.
– Может, не я был целью, а разработки института.
– По-вашему, террористический акт был устроен радикалами?
– Киллер походил на типичного японца, но говорил по-корейски. Он всяко не был гомосапом, а следовательно, к повстанческому движению отношения не имеет, – засомневался Ён в навязываемых ему выводах.
– Версия с терактом вас тоже не устраивает, – инспектор окинул ученого-физика буравящим взором. – А вы со многими гомосапами знакомы?
– Я догадываюсь, к чему вы клоните. Считаете, что мне мстят за гражданскую позицию? Как-то я подписал петицию на их отлов и принудительную кастрацию и имел неосторожность публично об этом заявить. Наверняка данный факт из моей биографии вам известен.
– Эта информация у нас имеется, – подтвердил робот-полицейский.
– С другой стороны, против них я не боролся и в подпольный охотничий клуб так и не вступил.
– Побоялись экзамена? С вашими-то способностями вы получили бы все сто десять баллов. Значит, контактов с гомосапами у вас не было?
– Конечно, нет! Разве нормальный человек будет с ними контактировать?
– А с их сторонниками?
– Вы про тех слюнтяев, что подкармливают их? К сожалению, не все задумываются над тем, что кормежка увеличивает их популяцию. Среди моих знакомых таких нет, а были бы, я подал бы рапорт в санитарный надзор.
– И за последние недели вы ни с кем не знакомились?
В памяти нарисовался образ лучезарной Юмису. Ворот его новой рубашки слегка ужался. А что, если она имеет отношение к недолюдям? К счастью, ничего важного он ей не рассказывал. Ни о занимаемой должности, ни о коллегах, ни о работе.
– Я уже ответил, что меня объединяет с гомосапами. Кроме той давней истории с петицией, других случаев не было, насколько мне известно.
– Ответ зачтен, – с толикой злорадства, но примирительно ответил Кси.
– Разве считается преступлением, общаться со сторонниками гомосапов?
– Почему вы заостряете на этом внимание?
– Из любопытства.
– Обыкновенное общение, конечно, не преступление. Но учтите, что идеология гомосапов заразна и губительна. Вы сами не заметите, как пойдете у них на поводу.
– Этому не бывать!
– Надеюсь. А сейчас я ознакомился бы с рабочим процессом. Мён уже заждалась нас.
– Вы уже оформили допуск в «Зону А»?
– У меня имеется допуск к любому помещению в этом городе.
Подземные этажи «Песочных часов», как и транспортный док для беспилотных автомобилей, не пострадали. Когда в вестибюле полированная мозаика полов заскрипела под подошвами ходоков, Мён ожила. В присутствии людей андроиды становились подвижными, появлялись ужимки, излишние движения, такие как поправление прически или одежды. Демонстрация эмоций носила театральный характер, помогающий человеку лучше понимать машины через язык тела. Между собой роботы обменивались беспроводными сигналами, содержащими информацию об их настроении. К примеру, для определения уровня любопытства они использовали сотню различных кодовых сигналов, а для радости им хватало всего два. Им были не чужды развлечения, такие как ультразвуковые караоке, казино Шредингера и слаботочные электрические импульсы в нейропроцессорный мозг, сравнимые с наркотической одурью.
