побудем вместе.
Он вздыхает.
— Но ничего не изменилось. Тем временем я страшно тосковал по вам. Но когда я сказал ей, что выбираю вас, что ухожу от нее, разорвалась бомба: она сама забеременела. От меня. Передо мной встал невозможный выбор: вы или Лоранс. И я оказался таким трусом, что выбрал самый легкий путь.
— Почему ты не попытался по крайней мере хотя бы позвонить нам?
— Я тебе звонил. К тому времени я уже примерно полгода не жил с вами. Твоя мать была в ванной, ты сняла трубку. И знаешь что? Оказалось, что ты уже забыла меня. Да, ты помнила, кто я такой, но я был для тебя уже чужой, ведь так случается, когда долго отсутствуешь.
— И ты так быстро сдался?
— Да. Я ведь сказал уже: я трус. Что да, то да. Мне нет прощения. Я не тайный агент. Я не свидетель убийства под прикрытием полиции. Я не летал вокруг Земли в течение десяти лет в целях научного исследования.
Что же, тут по крайней мере он честен.
— А почему в последние дни ты все-таки пытался до меня дозвониться?
— Мари-Софи…
— Бросила тебя ради другого, — немедленно договариваю я. Ну-ну, этого можно было ожидать.
— Карма, не иначе, — говорит он с горькой усмешкой.
— А то, — подхватываю я. Он что, думает, я стану ему возражать?
— Она скоро переезжает в Брюссель. С Лоранс. Так что я подумал: а что, если мне подыскать квартирку где-нибудь на полпути отсюда до Брюсселя? И, может быть, Арне тоже захочет разок повидаться со мной?
Он с надеждой глядит на меня.
Чего он сейчас от меня ждет? Что я брошусь ему на шею и заору: «Да! Наконец-то! Я ждала этого одиннадцать лет!»?
— Посмотрим, папа. Мы ведь не знаем друг друга. Мы ничего друг о друге не знаем. Может быть, мы совсем друг другу не понравимся.
— Как же я рад, что ты опять называешь меня папой, — говорит он.
О господи, да он сейчас слезу пустит, думаю я.
— Если бы ты мне время от времени звонил, ты бы чаще это слышал, — огрызаюсь я.
Нет, легкой жизни он от меня не дождется.
Он прокашливается.
— Ладно, так давай расскажи, почему ты в конце концов решила все-таки позвонить мне? — спрашивает он.
— Ты мне карманные деньги за одиннадцать лет задолжал, — говорю я.
ГЛАВА 18
— Карманные деньги? Что ты имеешь в виду?
— Пап, мне срочно нужны деньги, а с мамой не разгуляешься. Ты понимаешь, почему так?
— Но для чего тебе нужны деньги? И сколько?
— Две тысячи евро.
Он чуть ли не захлебывается лимонадом.
— Две… Почему? У тебя что, какие-то проблемы?
Я киваю.
— Но ты же не употребляешь наркотики? — озабоченно спрашивает он.
— Да ты чего!
Он в панике глядит на мой живот.
— О боже, но ты ведь не…
— Беременна? Нет. Для этого сперва нужно позаниматься сексом. Так, по крайней мере, меня учили в школе.
— Рад это слышать. Но, Линда, я правда не могу дать тебе денег, если ты не расскажешь мне, для чего они тебе.
Тут только я внезапно чувствую, как разочарование и горькая обида, которые уже многие годы сидят во мне, собираются выплеснуться наружу. А еще злость. Унижение.
— Ну да, теперь ты будешь изображать из себя заботливого родителя? — кричу я так громко, что даже бухарик у стойки вздрагивает и просыпается. — У тебя ведь нет ни малейшего представления, как я все эти годы барахталась. Я могла бы угодить в девочки по вызову! Валяться в канаве, как наркошка! Меня могли продать в сексуальное рабство!
В кафе такая тишина, что слышно, как муха пролетает. Все взгляды обращены к нам.
Бармен, обладающий чувством юмора, которое я в любой другой момент сочла бы потрясающим, инстинктивно ставит Papa Don’t Preach[25] Мадонны. Смешно. Не смешно.
— Мне нужна твоя помощь. В первый раз я что-то прошу и, если хочешь, в последний. И кстати: две тысячи евро? Это ничто в сравнении с тем, сколько ты сэкономил, бросив меня.
Папа встает и пытается обнять меня. Я отталкиваю его.
— Пожалуйста, успокойся, — шепчет он. — Остынь и послушай. Дело не в деньгах. Что-то случилось. Позволь мне помочь тебе. Дай мне возможность помочь тебе. Раз ты позвонила мне, значит, где-то глубоко в душе тебе нужна моя помощь, разве нет?
Я пожимаю плечами.
— Расскажи мне всё. Так, словно я чужой человек. Психолог. Или полицейский агент.
— Ты и есть чужой, — говорю я.
— Touché.
Но я все-таки начинаю говорить. И господи, какое же это облегчение.
* * *
— Вау, — говорит папа.
— Не то слово.
— То есть «влюбиться-не-в-того-в-кого-надо» у нас наследственное. Могу только надеяться, что ты теперь лучше понимаешь мою ситуацию.
— Не-а, — говорю я.
— Ах да, — отвечает он.
Мы смеемся.
— Могу я у тебя занять денег? В конце августа смогу вернуть, и честное слово, верну.
— Линда, ты не должна платить этим людям. Тебе нужно идти в полицию.
— Ты с ума сошел? Тогда они точно запостят фото в интернет! Ну, мое-то ладно. Но фотографию Жюли… — Я качаю головой. — К тому же я ничего не могу доказать. Я сама отправила это фото Браму. Они специально заманили меня в кафе, чтобы шантажировать, так, чтобы мейлов не осталось. На каком основании полиция станет мне помогать?
— Они будут продолжать шантажировать тебя, ты это понимаешь?
— Это риск, на который я должна пойти.
— Нет, Линда, этих денег я тебе не дам. Но охотно пойду с тобой в полицию. И ты всегда можешь пожить у меня, если вдруг захочешь уехать отсюда.
— Знаешь что? — вскрикиваю я. — Найду я эти бабки где-нибудь в другом месте. Какая я была дура, когда надеялась, что ты можешь измениться!
И я хлопаю дверью.
* * *
— Круто, — говорит Жюли, когда я позже набираю ее, чтобы все рассказать. — Но у тебя есть какие-то идеи, где нам взять денег?
— Мы должны изобрести какую-нибудь мощную причину, чтобы попросить у родаков столько бабла. Например, мы типа вместе едем на каникулы!
— На каникулы за две тонны? Да они со смеху помрут. А потом скажут, что дадут мне максимум стольник, чтобы недельку в палатке пожила.
— А что… классная идея, кстати. Давай так и сделаем!
— Эх, Линда, думаю, что в этом году не сложится. И потом, нам сперва надо другие вещи уладить.
— Ну давай тогда думать по отдельности. А потом в школе перетрем и решим,
