что делать. Идет?
— Супер. Я устала до жути. Мы сегодня столько всего перенесли, сколько с некоторыми за всю жизнь не случается.
— Ну, по крайней мере жизнь у нас не скучная.
Сперва я рефлексивно тянусь открыть Фейсбук, чтобы поболтать с Брамом, рассказать ему, что произошло. Потом осознаю, что его больше нет. Что его и не было никогда.
Потом звонит мой телефон.
— Ну хорошо, — вздыхает папа. — Я согласен дать тебе денег. Но при одном условии: я пойду с тобой в кафе. Мне нужно знать, что ты в безопасности. Приду туда минут на пятнадцать раньше тебя. Они ничего не заметят. Они все равно меня не знают.
Ах, эти восхитительные преимущества отсутствующего отца.
— И еще кое-что. Жюли останется дома. Договорились?
— О’кей.
Разумеется, я никогда не признаюсь ему в этом, но если честно, то в глубине души я рада, что папа будет там, чтобы подстраховать меня, если что.
ГЛАВА 19
Вторник, половина четвертого. Я сижу с папой в его машине. Когда он передает мне конверт с двумя тысячами евро, я чувствую себя, словно в фильме Тарантино. Правда, без крутого саундтрека.
Я сую конверт в сумку. Я ожидала, что такая сумма будет как-то потолще. Четыре банкноты по пятьсот евро среди клубничной жвачки, портмоне Hello Kitty и брелока для ключей Snoopy. Так странно.
В четыре без четверти в «Кабачок» входит папа. Грызя ногти, я сижу в машине.
Проходят минуты.
Ох, как я жалею, что не курю. Или что у меня нет смартфона, чтобы он сыграть в Candy Crush или что-нибудь в этом роде.
Без пяти четыре я выхожу из машины и направляюсь к «Кабачку».
Если я стану все делать очень и очень медленно, то ровно в четыре буду сидеть со стаканом за столиком.
Войдя в кафе, я сразу же останавливаюсь и внимательно осматриваюсь. Того типа еще нет, но я и не ожидала сразу его увидеть. Он из тех, что любят контролировать ситуацию.
Не он ждет. Его ждут.
В кафе сидят пара средних лет, четыре хихикающие тянки младшего школьного возраста и папа.
Я подхожу к стойке и заказываю колу-лайт. К счастью, бармен меня не узнает. Возможно, если бы узнал, не захотел бы обслуживать, ведь я в прошлый раз сбежала, не заплатив.
После этого я подхожу все к тому же столику, ставлю сумку на колени, и начинается ожидание.
Наконец, в шестнадцать ноль семь входит он. Не так чтобы слишком уж поздно, но ожидание показалось мне бесконечным.
— Ну и?
— Деньги у меня с собой.
— Ну-ка, посмотрим.
Я не совсем точно представляю, как передать ему деньги. Под столом? Спрятать в газету? Ведь так действуют в фильмах? Потом я соображаю, что гораздо менее подозрительно будет, если я просто отдам ему конверт.
Но только я собираюсь вытащить его из сумки, как пара, сидевшая поодаль, внезапно возникает рядом с нашим столиком.
Что происходит? Они тоже из этой банды? Что они собираются делать? Я же выполнила все договоренности!
— Господин Дедонкер? Полиция. Мы бы хотели, чтобы вы прошли с нами в отделение, поговорить.
— Поговорить? С какой стати?
— Хранение детской порнографии.
Он с яростью глядит на меня.
— Ментам меня заложила? Ну, ты об этом пожалеешь, — кричит он.
— Нет, честное слово. Клянусь, — говорю я, вдруг впадая в панику.
— Пойдем, Линда. — Я чувствую папину руку на своем плече. Он тихонько уводит меня от стола.
— Подлец! — кричу я ему.
ГЛАВА 20
— У меня не было выбора.
— Так же, как у тебя не было выбора, только бросить нас? — кричу я, и слезы текут у меня по щекам. — Ты испортил мне жизнь. И жизнь Жюли. Прежде всего Жюли.
— Послушай, после нашего разговора я пошел в полицию. Рассказал им твою историю. Они тут же догадались, о ком речь. Джес Дедонкер. Им уже и раньше поступали на него жалобы, но они ничего не могли сделать. Мальчики к делу с умом подошли. Они никогда не вымогали деньги мейлами, поэтому полиция не могла их прищучить. Доказательств не было. Пока ты не сказала, что у Джеса в телефоне есть фото Жюли топлес. А это подпадает под категорию «хранение детского порно». Нам остается только надеяться, что он это фото сохранил.
— А Брам?
— Хм, если Джес его не выдаст, у полиции нет никаких идей, кто бы это мог быть.
— Я никогда больше не буду чувствовать себя в безопасности!
— Эй, Линда, не переживай. Тут же речь не о мафии. Эти парни не опасны. Они просто думали, что нашли умный способ по-быстрому срубить бабок. Слово даю, они больше не рискнут тебе досаждать.
Папа вздыхает.
— Но тут еще кое-что.
— О господи, папа, что еще такое? Я уже больше не могу.
— Мы должны все рассказать твоей матери.
Надувшись, как ребенок, я сажусь в папину машину.
— Она же не желает тебя видеть, — говорю я. — Она тебя ненавидит. И кстати, я не хочу, чтобы она знала, что я снова встречаюсь с тобой. Это ее слишком сильно ранит. А ран у нее и без того уже предостаточно.
— Линда, я понимаю, твоя мать не самый мой большой фанат, но я совершенно точно знаю, что она не отнесется плохо к нашим с тобой встречам.
— Да откуда тебе это знать?
— А как ты думаешь, где я взял твой номер?
* * *
И вот я сижу тут. За столом с обоими моими родителями. Никогда не думала, что такой день наступит.
И самое странное: мама и папа разговаривают так, словно ничего не происходит. Я ожидала, что будет целая драма: крики, слезы, а то и рукоприкладство. Но нет, ничего. Они ведут себя как двое давних знакомых, которые случайно встретились на улице.
Папа рассказывает маме всю историю, а я время от времени прерываю его, чтобы поправить или дополнить.
Мама не сердится. По крайней мере на меня; она очень зла на Брама и его банду, разумеется. Она озабочена, шокирована, опечалена. Дверь вдруг распахивается, и в кухню входит Арне.
— Привет, — говорит он, идет к холодильнику, берет ломтик ветчины и запихивает его в рот. Потом открывает банку колы и запивает полупережеванную ветчину.
— Эй, Арне, — говорю я.
— Чего?
Я киваю в сторону папы.
Арне смотрит на него и переводит вопросительный взгляд на меня.
— Это папа, — говорю я. Это
