– И это мы у них злодеи? Не нас сажать надо, а тех, кто устраивает такое паскудство!
Но продолжали смотреть.
Влюбленные, чистые души, поставив телевизор на тумбочку возле кровати, смотрели, нежно прижавшись друг к дружке под одеялом.
– Как все-таки далек от нас этот грязный мир! Любовь – наша крепость!
Накануне оба, дождавшись, когда другой отлучится по нужде, схватили пульт и быстренько проголосовали.
Кармелитки смотрели молча.
Родители показывали передачу детям, пользуясь случаем объяснить им, что такое «плохо».
В больницах смотрели пациенты, расценивая, видимо, свой недуг как оправдание.
Рекорд лицемерия побили те, у кого не было телевизора. Напросившись смотреть «Концентрацию» к соседям, они бурно негодовали:
– Когда видишь такое, можно только порадоваться, что не держишь ящик у себя в доме.
Стоя в строю, Панноника заметила, что надзирательницы Здены нигде не видно.
«Бросила она меня, – подумала Панноника. – Я пропала! Пропала!»
Она глубоко вздохнула. Наполнивший грудь воздух, казалось, был полон битого стекла.
Надзиратель Ян приблизился к заключенным, встал перед ними, вскрыл конверт и объявил:
– Сегодня к смерти приговорены СКЗ-114 и МДА-802.
Когда прошел первый шок, Панноника шагнула вперед и выкрикнула:
– Выродки! Зрители, вы просто выродки!
Она умолкла на миг, выжидая, пока перестанет колотиться сердце. Все камеры были направлены на задыхающуюся от гнева узницу. Глаза ее превратились в гейзеры ненависти. Она заговорила вновь:
– Вы безнаказанно творите зло! Но даже зло вы творите скверно!
Она плюнула себе под ноги и продолжала:
– Думаете, вам все можно, потому что вы видите нас, а мы вас нет? Ошибаетесь, я вас вижу! Посмотрите мне в глаза, вы прочтете в них такое презрение, что сразу поверите: я вас вижу! Вижу тех, кто тупо смотрит на нас, и тех, кто считает, что смотрит интеллигентно, кто говорит: «Я смотрю, чтобы узнать, сколь низко пали остальные», – и кто на самом деле пал еще ниже! У телевизора есть глаза, и они все это время следили за вами. Вы увидите, как я умираю, зная, что я вас вижу!
МДА-802, плача, взмолилась:
– Довольно, Панноника! Вы просчитались.
Панноника вдруг поняла, что МДА-802 умрет по ее вине. Ей стало стыдно, и она замолчала.
В зале с девяноста пятью экранами организаторы в восторге следили за этой сценой.
– Нет, она все-таки настоящая звезда! Стопроцентный рейтинг – такого еще не бывало, даже 21 июля 1969 года в Соединенных Штатах.[5]Чем, интересно, она берет?
– Люди видят в ней воплощение добра, красоты, чистоты – в общем, всей этой хрени. Они страшно любят борьбу добра со злом. И гвоздь зрелища – когда порок казнит добродетель. Невинность под пыткой!
– Да просто она красивая! Окажись она страшненькой, никому бы и дела до нее не было.
– Ничего не изменилось со времен Париса, – подытожил какой-то образованный подонок. – Выбор между Герой, Афиной и Афродитой всегда делается в пользу последней.
Избранница зрителей с достоинством шагала навстречу казни, рядом шла МДА-802 – «подруга, которую я не спасла», убивалась Панноника, добавляя ко всем своим мукам еще и чувство вины.
ЭРЖ-327 клял себя на чем свет стоит: «Ты дашь ей умереть, не попытавшись ничего сделать, причем даже не из трусости. Хуже нет, чем такое бессилие! Если б я мог разбить камеры, которые будут транслировать ее агонию! Если б я мог спасти хотя бы ее смерть, раз не смог спасти жизнь! Я люблю ее, но от моей любви нет никакого толку».
Он выступил вперед и закричал:
– Зрители, жируйте! Вы приговорили к смерти соль земли и теперь увидите, как умрет удивительная женщина. Вы бы сами отдали что угодно, чтоб стать такими, как она, или заполучить такую! Вы ее убиваете за то, что она ваш антипод! Не будь вы такими ничтожествами, вам бы не мешало существование человека, у которого есть душа. «Концентрация» – ваше зеркало, вы видите в ней себя!
ЭРЖ-327 остановился, заметив, что никто его не слушает и вообще не обращает на него внимания.
Все смотрели на неожиданно появившуюся надзирательницу Здену. Она вернула на плац обеих приговоренных и конвой, в руках у нее были какие-то бутылки. Несколько штук она поставила на землю и держала по одной в каждой руке, изо всей силы размахивая ими.
– Конец, точка! Теперь я здесь главная! У меня в руках «коктейль Молотова», его хватит, чтобы уничтожить вас всех, не оставить тут камня на камне! Если кто вздумает открыть по мне огонь, я швырну бутылки, и лагерь взлетит на воздух!
Она перевела дух с видимым удовольствием, сознавая, что все камеры направлены на нее. Через плац к ней бежали организаторы с громкоговорителями.
– Вас-то я и поджидала! – усмехнулась она.
– Ну, все, Здена, хватит, сейчас ты поставишь свои бутылочки, и мы спокойно все обсудим, – отечески произнес голос шефа.
– Значит, так, – рявкнула она. – Меня зовут надзиратель Здена, и ко мне обращаются на «вы», договорились? Напоминаю: «коктейль Молотова» взрывается, как только разбиваются бутылки!
– Каковы ваши требования, надзиратель Здена? – спросил испуганный голос из громкоговорителя.
– Я не требую, а приказываю. Здесь командую я! И я постановила, что вашему гнойному шоу конец! Сию минуту освободите всех заключенных!
– Послушайте, это несерьезно!
– Серьезнее некуда! Я обращаюсь к правительству! И к армии!
– К армии?
– Да! Есть же в этой стране армия! Пусть глава государства немедленно высылает сюда войска! Тогда, быть может, мы и согласимся забыть, что он сидел сложа руки, пока здесь убивали людей.
– Где доказательства, что у вас действительно «коктейль Молотова»?
– Запах! – ответила она, лучезарно улыбаясь.
Она откупорила одну бутылку. Оттуда вырвались пары горючего и еще каких-то ядовитых веществ. Все зажали носы. Здена аккуратно заткнула бутыль и провозгласила:
– Мне лично очень нравится, как пахнет смесь бензина и серной кислоты, лучше любых духов, но, кажется, не все разделяют мои вкусы.
– Блефуете, надзиратель Здена! Где вы могли достать серную кислоту?
– Да в любом аккумуляторе для грузовика ее сколько хочешь. А грузовиков в лагере хватает.
– Рядом со мной стоит специалист, он говорит, что жидкость, которая внизу, должна быть красно-коричневая, а не ярко-красная, как у вас…
