— Это я виновата!
— Перестань молоть чушь.
— Это я! Я мечтала об этом! Придумала вчера кораблекрушение!
— Не говори ерунды.
— Придумала, а все случилось!
— Мы вместе придумали. — Джеймс бережно поддерживал голову Кэтрин, положив ее себе на одно колено. — Ты ни в чем не виновата.
— Я была такой дурой! Я даже не представляла, как это ужасно на самом деле! Остин, он…
Кэтрин перевернулась на бок и, уткнувшись в живот Джеймса, заплакала навзрыд. Он гладил ее волосы, что-то говорил, но она не слышала слов, да и какое они имели значение? А руки у него — совсем как у Антуана.
Антуан… Когда-то она точно так же плакала у него на груди из-за Остина, проклиная, ненавидя, мечтая убить… Вот его и не стало, разве от этого легче?
— О-о-о!!!
— Ну не надо так. Не надо его хоронить раньше времени. Он жив. Я чувствую это.
— Откуда тебе знать?! — в отчаянии прокричала она, пытаясь подняться.
— Лежи, — строго сказал Джеймс. — Ты вся в синяках. Причем в лучшем случае. А вообще надо будет проверить, не сломано ли что.
— Больно.
Он кивнул.
— Еще бы! Я с таким трудом оторвал тебя от леера! Тебя мотало и било обо все предметы. А они, знаешь ли, железные!
— Обо все предметы? А где яхта?
— Вот она. — Джеймс тяжело вздохнул, широким жестом обвел пляж и отвернулся.
Кэтрин попробовала осмотреться. Поворачивать голову было очень больно. Вокруг валялись камни и остатки их судна. Словно какой-то злобный великан расщепил его на мелкие куски, вырвав заклепки и раздробив все деревянные детали, а потом еще и попрыгал сверху, чтобы как следует раздавить и вмазать в землю.
— Это кто так сделал?
— Это — шторм, милая Кэтрин. Здесь скалистый берег. Нас долго колотило о камни, прежде чем вытащило сюда.
— Ужас какой!
— Да. Кто бы мог подумать, что все произойдет так стремительно.
— Он тоже не верил, что мы утонем, — прошептала она, чувствуя, как глаза снова наливаются слезами.
— Он просто много выпил. Это у вас общая беда. Думаю, сейчас он раскаивается, сидя где-нибудь…
— Вообще-то я не пью! — угрюмо возразила она. — Только капельку.
— Это называется «капельку»? Ну знаешь! Я никогда не забуду тот вечер! Могу себе представить, что будет, когда ты сочтешь, что все-таки немного напилась.
Он специально веселит меня, чтобы я быстрее пришла в себя, поняла Кэтрин.
— Не надо, Джеймс. Я сейчас успокоюсь. Только все очень сильно болит.
— Это мы поправим. Скоро ты сможешь встать, и тогда, ты уж прости, я как следует ощупаю тебя на предмет переломов.
Она даже не улыбнулась в ответ: пусть щупает, пусть делает что считает нужным. Ей больше не захочется радоваться жизни, пока она не удостоверится, что Остин жив! А если он… а если окажется, что это не так… Она проглотила комок в горле. Тогда она не простит себя до конца своих дней!
Кэтрин снова посмотрела на берег. Песок и камни. Камней даже, пожалуй, больше. И многие из них — гигантских размеров. А над ними — пальмы и скалы. Скалы красивые, но небо серое и дождь.
Чуть поодаль, обняв колени руками, напряженно вглядываясь в море, сидит София. Вот кому сейчас тяжелее всех! Наверное, она все-таки любила Остина. Подавив очередной приступ рыданий, Кэтрин повернула голову к Джеймсу.
— А как же она?
— Она просила, чтобы ее не беспокоили.
— А у нее ничего не сломано?
— Нет, только душа.
Джеймс пронзительно смотрел на Софию, и в глазах его читалось огромное сострадание. Он явно переживал за нее, разделяя тревогу и страх. Может, он в нее тайно влюблен? — вдруг подумала Кэтрин и все-таки снова заплакала.
Море чуть успокоилось, но небо оставалось серым и безрадостным, дождь плакал, вся природа вокруг плакала, и Кэтрин с удовольствием, в котором было что-то мазохистское, поддавалась этому настроению.
Сколько они так просидели — неизвестно, Джеймс все время придерживал ее голову и о чем-то грустно размышлял. Рубаха на нем была изорвана, на шее красовалась широкая красная царапина. Увидев это, Кэтрин непроизвольно содрогнулась: она не переносила вида физических увечий, потому что всегда чувствовала ощущения раненого человека.
— Тебя задело. Вот здесь, на шее.
Джеймс свободной рукой провел по царапине, посмотрел на пальцы, испачканные красным, и отмахнулся:
— Глупости!
Они помолчали.
— Джеймс, а сейчас день или ночь?
— Я думаю, утро.
— А почему так темно?
— Потому что дождь.
— А где мы находимся?
— Откуда я знаю?
— То есть как?.. Джеймс, мне не до шуток, скажи, на каком мы острове?
— Думаешь, мне до шуток? Я не знаю местные острова настолько, чтобы с ходу сказать, где мы.
— Но ты же плавал тут всю жизнь!
Он странно посмотрел на нее и промолчал.
— Джеймс! Он хотя бы большой или маленький? И на чем мы поплывем в Розо?
— Кто большой или маленький?
— Остров.
— Кэтрин, я вытащил вас с Софией и принялся приводить в чувство. С тех пор как ты находишься на берегу, я никуда не вставал с этого самого места. Ну откуда мне знать, маленький он или большой? Откуда мне знать, в какую сторону бросило нашу яхту. И вообще, я не понимаю…
— Чего? — глупо спросила она.
— Я не понимаю, как мы остались живы и относительно целы. Это чудовищное везение.
— То-то я чувствую себя такой везучей!
Джеймс вздохнул: все-таки женщины удивительно эгоистичные существа! Его стало немного раздражать отношение Кэтрин к происходящему.
— Кэтрин, ты видела, что стало с яхтой?
— Да.
— Хорошо видела? Посмотри еще раз для убедительности.
— Джеймс, я…
— Так вот: как по-твоему, почему того же самого не стало с нашими головами, руками и ногами?
Кэтрин не знала, что ответить. Он продолжил:
— Может, мы на самом деле крепче железа и потому почти не пострадали? Может, прибой избирательно относится к своей добыче: кого об сказы, кого об песок… А некоторых вообще не трогает, нежно выносит на берег — пожалуйста, высаживайтесь, проходите, чувствуйте себя, как дома!
— Не злись. У меня голова совсем не соображает.
— Это понятно.
— Я думаю не о везении, и вообще, мне это неинтересно. Что мы будем делать, куда пойдем — вот что главное.
