Двадцать три поединка уложились в неполные полтора часа. Самая короткая из схваток не продлилась и трех секунд — некая княжна Тинатин Багратиони, волоокая фигуристая смуглянка, отправила свою противницу в нокаут первым же ударом. Самая долгая — в ней сошлись два паренька — затянулась минут на пять: у обоих соперников оказалось по «бурдюку», да и ману они расходовали крайне экономно — по ходу боя, больше напоминавшего неспешную светскую беседу, заместителю начальника корпуса дважды пришлось призывать соперников к активности, во второй раз — даже с угрозой присудить поражение обоим.
Но вот наконец последняя из вызванных на ристалище пар выявила победителя, и те из абитуриентов, кто должен был проходить испытание в тиши экзаменационной аудитории, вслед за Алексеевым, Рылеевым и Поклонской направились в главное здание. Я хотел было пойти с Надей — настала моя очередь морально поддержать подругу — но в дверях зала таких, как я, «отстрелявшихся», отсек дежурный кадет. Нечего, мол, создавать толпу — и так дышать нечем. Минут десять потоптавшись в коридоре — за это время назад из аудитории никто не вышел — я решил дожидаться Морозову на свежем воздухе и отправился во двор.
Но не успел я толком устроиться на пеньке, как рядом вдруг нарисовалась та самая Тинатин Багратиони, попросившая разрешения присесть рядом и затем учтиво и, вроде бы, искренне поздравившая меня с одержанной недавно победой. Я ответил ей встречным поздравлением, особо отметив изысканную скоротечность ее боя.
— Да что там, просто повезло, — слегка покачивая в такт словам шикарным бюстом, так и рвущимся наружу из тесного плена платья, улыбнулась на это княжна. — А вот вы, сударь, и впрямь повеселили зрителей знатно! Вовек не забуду физиономию Салтычихи, когда она вдруг осталась посреди аллеи, почитай, в чем мать родила! На такое зрелище билеты нужно продавать — по империалу за место! И раз уж мне выпало стать его свидетельницей даром — считайте, молодой князь, что я теперь ваша должница!
Еще с минуту мы мило поболтали о каких-то пустяках, после чего красавица-грузинка грациозно удалилась в сторону казармы, но на ее месте тут же появилась другая девица, которую я, правда, сперва принял за парня: короткая стрижка, совершенно плоская грудь, узкие бедра, а плечи, наоборот, широкие, ну и до кучи — мешковатый асексуальный брючный костюм… Но представился «парень» молодой баронессой Терезой фон Ливен. Его (то есть, прошу прощения: ее!) поединка я, признаться, не вспомнил — должно быть, пропустил, заговорившись с Надей — и на хвалебную оду в честь моей виктории над Салтыковой вынужден был отделаться общими фразами. В общем, разговор у нас с молодой баронессой не очень склеился.
Терезу фон Ливен сменила на пеньке некая Мария Муравьева — стройняшка-шатенка чуть ли не выше меня ростом, что называется, ноги от ушей. Началось тут тоже со взаимных поздравлений. Потом, дабы поддержать беседу, я поинтересовался, не родственница ли она ротмистру Муравьеву, адъютанту московского наместника. Девушка ответила, что в родстве с бравым офицером действительного состоит, но, увы, весьма и весьма отдаленном. А потом, почти без перехода, поведала мне, что ее соседка по комнате бесславно вылетела после эссе, и теперь она живет одна — и какая же это, мол, скука! «А у комнаты, молодой князь, такой забавный номер — три тройки! Представляете?»
Хм, откровеннее, по-моему, некуда!..
Пока наш разговор не принял такой вот оборот, я предполагал, что это, наверное, Салтыкова чем-то насолила местным девицам — вот те и рады, что я ее выбил, да еще и на посмешище выставил. Но тут задумался: в одной ли побежденной молодой графине дело? Может, это я вообще, типа, молодец?
Ну, или титул у меня такой заманчивый? Хотя та же Багратиони, вон, и сама княжеского рода! Впрочем, Тинатин меня в гости и не зазывала…
Еще раз повторив, как скучает в одиночестве в комнате номер 333, особенно вечером, но и в любое иное время суток тоже, Муравьева неохотно поднялась с пенька. Будто бы невзначай продемонстрировала при этом в длиннющем разрезе удачно колыхнувшейся юбки точеную голую ножку от ступни и чуть ли не до ягодицы. Невинно похлопала напоследок ресницами и отошла. Кажется, рассчитывая, что я поспешу за ней следом. Пришлось ее разочаровать: в мои планы такое не входило. Ну, по крайней мере, пока.
Я уже, признаться, был готов радушно встретить какую-нибудь новую гостью — тем более, что еще парочка красоток действительно крутилась неподалеку — но тут всю фишку поломал Крикалев, словно чертик из табакерки выскочивший у меня из-за спины:
— Ваше сиятельство!
— Вы уже прошли испытание, сударь? — удивленно спросил я, на автомате ища глазами где-нибудь позади очкарика Надю — если уж этот освободился, Морозова тем более могла!
— Нет, что вы, молодой князь! — тяжело дыша — словно бежал сюда не от главного здания по соседству, а с другого конца Москвы — выговорил мой манник. — Там еще ждать и ждать! Но я…
— А Надежда Александровна тоже еще не сдала?
— Не знаю… Нет, наверное… Говорю же: там очередь, часа на два… Алексеев первой Воронцову вызвал — так она еще перед ним сидит… Сидела… О ней, о Воронцовой и речь! — резко понизив голос просипел Крикалев. — Я нашел улики!
— Какие еще улики? — нахмурился я.
— Которых нам не хватало, чтобы изобличить молодую графиню! Теперь она у нас попляшет! — расплылся в мечтательной улыбке очкарик — кажется, даже задыхаться ненадолго перестал.
— Давайте по порядку, сударь, — потребовал я, внутренне подобравшись. — Что за улики? Конкретно. И что они доказывают?
— Черная магия! — выпалил паренек. — Воронцова практикует черную магию!
— В самом деле? — вздернул я брови. — Вот это новость!
Признаться, новостью для меня явился уже сам факт, что магия в этом мире делится по цветам. Интуитивно было понятно, что черная — это, наверное, плохо, но до сих пор здесь я и о белой как-то не слышал. Магия и магия, без пятидесяти оттенков…
— А я о чем! — с энтузиазмом подхватил мой манник. — Пойдемте, Ваше сиятельство, вы должны сами увидеть!
— Что увидеть? — моему мысленному взору почему-то предстала Милана, сидящая обнаженной на высоком черном троне в окружении черепов и горящих факелов. Пожалуй, на такое и в самом деле стоило взглянуть — я, понятно, не про черепа… Но нет, бред же: Крикалев сам только что сказал, что Воронцова в данный момент если где и сидит — то только перед столом экзаменатора. И скорее всего, вполне себе одетая — разве что я чего-то не знаю о том, как проходят вступительные испытания «в теплице»… Блин, там же и Надя сейчас…
— Следы, — ответил между тем очкарик. — Следы ритуала. Так просто их не скроешь, вот я и нашел… Почти случайно, честно говоря. Идемте, Ваше сиятельство, сами посмотрите!
— Только следы?
— Совсем свежие!
— Хм… И далеко идти? — поинтересовался я, неуверенно поднимаясь с пня.
— Тут, рядом! — махнул очкарик рукой в сторону зелени. — За кустами, почти у забора! С аллеи не видно, с улицы тоже… Туда они и ходят!
