Отец Сергиус кашлянул. Лонгин вздрогнул и потёр руки.
— Боюсь, я утомил вас своими рассуждениями, — сделал он небрежный жест. — Словом, занятия вашей дочери ни в коей мере не могут её унизить.
— Я видел их, — вставил отец Сергиус, — и могу подтвердить.
Барон нахмурился. Он не любил, когда его загоняли в угол.
— Так вот, — сменил тему волшебник. — Ведьма Магда. Насколько я знаю её и её спутника… он говорил о севере, но это, конечно, обманный ход. Мне говорили, у вас есть карта… ах, да, вот она.
Лонгин повёл рукой и крышка стола, под которой скрывалась карта Тафелона, сделалась прозрачной.
— Сюда, — указал он на восток. — Это единственное разумное направление в их случае.
— Спутника?.. — спокойно спросил барон. Лонгин понимающе улыбнулся.
— Я не рассчитываю, что вы поверите мне на слово, ваша милость, — произнёс он с большим сочувствием. — Но могу вас заверить, что Магда очень не хотела уходить… но если бы она осталась, она лишилась бы дочери навсегда.
— Но кто был её спутником? — мягко спросил отец Сергиус.
— Разумеется, её названный брат, — отозвался волшебник, задумчиво водя пальцем по ставшей прозрачной крышке над картой. Было видно, что дальнейший разговор стал ему неинтересен. — Что?.. Ах, да! Магда… Видите ли, среди… тех, кто, надеюсь, недолго ещё будет оставаться вне закона, часто… случается, что мы заменяем кровное родство, с которым нам пришлось порвать, названным. Человек, который увёл Магду с собой, заменил ей брата… старшего брата, которого у неё никогда не было. Он много помогал ей… и спас её дочь, рискнув ради неё жизнью и здоровьем. У нас принято слушаться своих старших братьев.
Что-то в его словах смущало барона… лгал ли волшебник? Сказать было трудно. Определённо что-то не договаривал. Но какой ему резон защищать Магду? Лонгин тем временем повернулся к отцу Сергиусу.
— Гляди, — уже не чинясь, предложил он, тыча в какую-то точку на востоке карты. — Вот здесь, по краю… если сдвинуть глубже, нам придётся фиксировать расположение ловушек, а это пере… кхм… испортит всю систему, уж поверь мне. Зато здесь мы можем, как дополнительную помощь, защищать путников от дождя и снега… собственно, они у нас никогда не идут. Поперечная дорога, конечно, сложнее… я пока подумаю, что с ней можно сделать. А вот тут, смотри… да, это Лотарин… в замке… хм… посмотрим… я предлагаю замок снести, стены расширить, сделать здесь лагерь для моих людей… вот, гляди… а здесь вот пришли ко мне людей из Братства Помощи… я полагаю, здесь надо выстроить постоялый двор… ещё нужно сделать крепость для охраны… и, может, по окраинам Лотарина поставить башни… м-м-м… нет, конечно, мы башню сносить не будем, мы её надстроим. С помощью тех заклинаний можно будет просматривать местность, поэтому никакие враги или там разбойники неожиданно не нападут… я говорил с ведьмами… они нашли, наконец, кое-что интересное, что могли бы…
— Кхм! — прервал его барон. Волшебник распрямился и удивлённо посмотрел на него. Потом покосился на отца Сергиуса и хлопнул по крышке ладонью. Она немедленно потеряла свою прозрачность.
— Простите моего друга, — улыбнулся легат, — он иногда увлекается. Лонгин, а этому заклинанию, которое усиливает зрение, можно обучить неодарённых людей?
— Обучить? — удивился Лонгин. — Но зачем? Мой друг Просперо, да ты его и сам знаешь, давно занялся созданием подзорной трубы, усиливающей зрение на основе одной только естественной магии, то есть применяя и комбинируя свойства вещей безо всяких заклинаний и обращения к дару. Он нашёл записи брата Ружеро из Ютании, был такой монах нищенствующего ордена, если не ошибаюсь… разобрался в них, усовершенствовал и…
Он что-то пробормотал и достал из воздуха металлическую трубку, которую протянул отцу Сергиусу, на ходу показывая, как держать и каким концом прикладывать к глазу. Отец Сергиус подошёл к окну и посмотрел сквозь эту трубку.
— Удивительно! — проговорил он спустя некоторое время и протянул трубку барону. Тот повторил действия легата… лес, окружавший замок, приблизился так, будто рос во дворе, и барон даже разглядел сидящего на ветке дятла.
— Мы могли бы сделать таких несколько штук, — небрежно заметил волшебник. — Просперо как раз сейчас помогает мне в Серой пустоши… но, полагаю, вы понимаете, что изготовление подходящего стекла, шлифовка до появления нужных свойств… сама тайна, в конце концов… это всё стоит денег.
Он дождался, когда барон оторвётся от наблюдения за лесом, и хлопнул в ладоши. Трубка растаяла в воздухе.
— Это пока только иллюзия, — извиняющимся голосом заметил он. — Я не рискнул перевозить единственный образец, тем более, что он принадлежит самому Просперо. Но, если вам угодно…
— Мы обсудим это, — посулил барон. Волшебник небрежно кивнул, уже не пытаясь изображать почтение.
— Если ваша милость отдаст приказ, я мог бы отправить юристам в Раноге проект кодекса, о котором мы говорили, — деловито предложил он. — И я хотел бы получить бумагу за вашей подписью или подписью вашего зятя, которая бы закрепила мои права на Лотарин.
— Я распоряжусь, — пообещал барон. Ему не слишком понравился этот странный и переменчивый человек, но предложения он вносил дельные… к тому же мог оказаться и полезен. — Но подзорные трубы должны учитываться и продаваться только сюда.
Лонгин кивнул.
— Я прослежу за этим, ваша милость, — пообещал он.
— А тебе не нужен отряд для защиты Лотарина? — уточнил легат. Волшебник пожал плечами.
— Я бы предпочёл, чтобы ты распорядился перестроить церковь и прислать в неё своего священника, — отозвался он. — С защитой мы справимся и сами.
* * *
Новый Дюк, не дожидаясь коронации, объезжал свои владения. Останавливаясь у рыцарей, он, снисходя к их небогатому быту, отсылал большую часть своей свиты, приезжая в города, брал её с собой, и людям приходилось кормить целую ораву слуг, придворных, шутов и кнехтов. Всё это время отряд Увара был при нём, возвышенный до положения личной гвардии Дюка. Клос не забывал набирать и новых людей и по весне отослал Увара в завоёванный Дитлин вместе с людьми, которые должны были привести замок в порядок и подготовить к новому господину. Сам Клос остался под Сетором. Город претендовал на роль столицы нового герцогства — проследить за строительством замка между Сетором и Вибком, небольшим городом в нескольких часах езды.
Первое время наёмники отдыхали, обживали графский замок, но вот все дела были переделаны, и у Увара нашлось время вспомнить о приданом жены. Это сразу испортило ему настроение. Владения покойного тестя захапал себе какой-то колдунишка, взявший под покровительство недобитого щенка.
Лонгин подошёл к охране Лотарина творчески — по мнению всех знавших его людей. По мнению Увара, волшебник сделал самое поганое, что только мог придумать человек.
Пока Увар сражался за Сетор и захватывал Лабаниан, пока бароны решали судьбу Тафелона, Лонгин не сидел сложа руки. Он согнал крестьян, приставил к ним своих людей и окружил весь Лотарин забором, причём доски умудрился пропитать каким-то негорючим составом, изобретённым одним из его коллег. Когда в Дитлин приехали наёмники, Лонгин отправил на защиту Лотарина… белых волшебниц, специально отобрав самых юных и красивых девушек. Наёмники, приехавшие взять своё, увидели противников, с которыми и воевать-то стыдно. Худенькие, чуть ли не прозрачные девочки, с огромными глазищами таращились на них и жалобными голосами уговаривали уходить, потому что, ну, вот так получилось, их заставили охранять эту землю и стоять девочки намерены до последнего. Стоило подойти ближе, как волшебницы начинали светиться раскалённым белым светом, который слепил глаза, и от которого не было защиты. Выманить девчонок не получалось. Один из самых ретивых ребят, Матьяс, попробовал сбить одну из девчонок тупой стрелой — издалека, не приближаясь, чтобы не достали своим свечением… девчонку сбил, молодец. Падая, она полыхнула особенно ярким светом, волшебницы принялись петь жалобные песни, а Матьяс ослеп в то же мгновение. Врени, которая осталась-таки в отряде, потом неделю промывала его глаза целебным настоем, страшно ругалась и категорически требовала «оставить волшебниц в покое, пока мы тут все не ослепли и не оглохли». От их пения — пронзительными жалобными голосками — действительно свербило в ушах.
