Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Под трибунал пойдёшь, сучка! Где моя «Ньяла»?

Тем временем носферату достиг дочери ярла: оскалив клыки и растопырив острые когти, вампир оттолкнулся от земли и прыгнул на жертву.

Сигни щёлкнула пальцами: вспышка нестерпимо яркого света озарила песчаную косу — нападающих вурдалаков и преследующих их по пятам двух калек разметало в стороны, будто сухой хворост. Армада и Флёр отшатнулись, прикрывая руками глаза; Йорген отступил на шаг и, споткнувшись о порог, упал на спину, увлекая за собой Невенку. Кельтские ведьмы и Сехмет слегка прищурились, а ослеплённый Монакура рухнул обратно в башню танка и люк крепко приложил бывшего барабанщика по соломенной макушке.

— Блять, — выругался Скаидрис, отпрянув от монитора наводчика, — Чё это за хрень, сержант?

— Невыносимое сияние чистого разума, — ответил вместо конунга каркающий женский голос, — То, что видит каждый человек в момент своей смерти. Вылазьте, прихвостни: Сигни не может убавить яркость, но вполне способна включить приглушающие фильтры.

В тот же миг нестерпимая, беспощадная вспышка сменилась ровным сиянием, разогнав тьму затмения. Поднимающиеся на ноги вампиры попятились, прикрываясь руками, но женщина в алом платье рассмеялась:

— Не ссыте, кровососы: пробуждённый разум не причинит вреда существа — ни живым, ни мёртвым. Мы лишь хотели немного освещения, чтобы всем стало комфортно.

— Тьма пала на солнце, приветствуя меня, — чернокожая женщина шагнула вперёд, — И мне не важно, кто эта девчонка — я заберу её кровь.

Возвышенный пафос её слов захлебнулся в звуках предсмертных хрипов, сменяемых омерзительным бульканьем: Его Преосвященство, оправившись от падения, поднялся на ноги, подобрал клинок и принялся за старое.

— А это, блядь, что за Квазимодо? — рявкнула взбешённая Сехмет.

— Теофил Рух! — гордо ответила девчонка с фиолетовыми волосами, — Единственный претендент на папский престол.

Сехмет закатила вверх белки глаз, подёрнутые паутиной красных сосудов:

— Убивайте всех, дети мои.

Она махнула рукой и вампиры бросились врассыпную, выбирая себе жертвы.

Сигни снова щёлкнула пальцами и на этот раз на ногах остались лишь троица кельтских ведьм.

— Побереги силы, моя хорошая, — раздался низкий бархатный голос, — Очень скоро ты сможешь сполна утолить мучающую тебя жажду. И, поверь мне, серые воды этого моря покраснеют от крови.

Сехмет подняла голову и, отплевываясь от белого песка, забившего её рот, уставилась на носки жутких сапожищ в шаге от своего лица.

Невозможные гады красовались на мускулистых ногах высокой женщины в чёрном мини; она замерла, опираясь на изогнутую гарду полуторного меча.

— Упуаут, — богиня оперлась на локти, подперев ладонями щёки, — Объясни мне, старый проказник, что за нахуй здесь творится?

Но проказник ничего не успел сказать: подошвы страшенных сапожищ взлетели вверх, Упуаут пискнула и пропала, а перед лицом поднимающейся на ноги Сехмет возникли лохматые медвежьи лапы — из них торчали голые мужские ноги, щедро заросшие жёстким рыжим волосом. Порыв ветра раздул полы белого банного халата; Сехмет добралась взглядом до коленок, потом подняла голову выше и, очарованная открывшимся видом, немедленно покраснела и поднялась на ноги.

Монакура подкинул предводительницу ещё разок, а потом крепко сжал в объятиях. Хрустнули девичьи кости. Йоля обмякла, безвольно запрокинув голову; алые волосы липли к лицу, влажные ресницы дрожали. Пуу впился хищным поцелуем в жадно раскрытые женские губы.

Вампиры и чудовища, инквизиторы и босяки-металлисты, просветлённая девочка и кельтские ведьмы, мёртвые египтяне и норвежские зомби-викинги замерли, завороженно внимая проявлению истинной, всепоглощающей любви в исполнении последнего бодхисаттвы на Земле.

Руки Арманды и Флёр плотно обвили талию Йоргена — вампирессы теснее прижались к своему кавалеру; Соткен склонила голову на горб епископа и, прикрыв глаза, нежно мурлыкнула; Аглая Бездна, летящая по световому тоннелю сквозь пространство и время, ласково огладила остатки волос на черепе Эйстейна Аарсета; Скаидрис и Хельги крепко взялись за руки, а Невенка, покрутив головой по сторонам и, не найдя мужика, яростно вцепилась в твёрдый, холодный ствол рукоятки своего полуторника.

Истина — есть любовь.

Свистнул клинок, мелькнула сталь, раздался хруст, сменившийся бульканьем. Теофил Рух стоял с обнажённым мечом в руках, а перед ним медленно оседала на песок обезглавленная фигура вампира из свиты Сехмет.

— Кто-нибудь, — взмолилась львиноголовая богиня, — Пожалуйста, сделайте что-нибудь с этим долбоёбом, иначе я немедленно превращу его в навозного жука.

Соткен мягко отобрала у горбуна оружие. Его Преосвященство попустило: он порывисто обнял подругу.

Йоля красиво завершила поцелуй — отплёвываясь капельками крови из покусанных губ и жёсткими волосами мужских усов, она прерывисто спросила:

— Все ли из вас хотят убивать? Все ли готовы драться и умереть?

Хмурые злодеи и чудовища молчали, глядя в небеса недобрыми глазами.

— Ты ничего больше не скажешь? — хрипло мурлыкнула Сехмет, — Где же речь, способная разжечь пламя битвы в грудях воина?

Богиня похлопала себя по внушительному бюсту.

— Понимаешь, Серый, не все здесь хотят героической смерти, а после нескончаемое похмелье на заблёванных скамьях Вальгаллы; мои детишки, к примеру, надеются прожить ещё не одну сотню лет, а сейчас мы очень хотим пить. Так что давай, старый друг, воодушеви нас.

Две пары звериных глаз уставились друг на друга: рука высокой нескладной девушки сжала рукоять меча так, что побелели костяшки; корпулентная негритоска дула щёки, и вызывающе мяла свои огромные сиськи.

Тощая фигура в промасленном комбинезоне протиснулась между двумя богинями. Джет стащил с облысевшей головы красную шапочку китобоя и отёр лицо. Шелуха иссохшей кожи покрыла головной убор.

— Ты получишь свой кусок мяса, жадная кошка, — заявил он Сехмет, пихая ту в брюхо рукоятью антикварного гарпуна, — Разве тебе мало удостоиться чести сражаться рядом с Великим фараоном Верхнего и Нижнего Египта?

Львиноголовая напрягла брюшко и попёрла вперёд: ступни неупокоенного владыки погрузились в песок; мумия поднапряглась и напор чёрной женщины ослаб.

— Ты мнишь себя богом, смертный, но ты нам не ровня.

— Каким местом я смертный? — удивился Джет, осматривая свои усохшие конечности, — И чего это ты вдруг взбеленилась, старуха? Помнится, раньше ты считала за честь принимать участие во всех затеянных мною войнах — больших и малых. Разве не помнишь: я на золотой колеснице, а впереди вы двое — Волк и Лев...

Львиноголовая богиня и вовсе сдулась: смотрела на мертвеца снисходительным взглядом:

— Помню, Владыка, твою щедрость: океаны крови... — кошачий язык прошёлся по оскаленным клыкам, — Но, всё же, Джет... Сейчас не то время, а ты сам напоминаешь кусок трухлявого папируса.

Она подмигнула Госпоже