Коул. — Так что? Мы можем поговорить?
Задумавшись на секунду, Марта кивнула.
========== Глава 42. Кровавые жертвы ==========
Марта предложила поговорить в кабинете Кеторин, раз уж Коул отказался выносить их разговор в массы. Сама же она не видела никакого смысла в подобной секретности — что такого Коул может рассказать ей, чего не посмеет открыть другим? У них, в конце концов, не такие отношения, чтобы под покровом ночи делиться секретиками и изливать друг другу душу. Марта вообще сомневалась, что способна на такое.
Света в кабинете Кеторин было так мало, словно главная люстра отказывалась светить в этом направлении. Марта не нашла выключатель, чтобы заработали настенные светильники, зато нашла спички и зажгла свечи, которых у Кеторин имелось так много, что можно было осветить целый квартал в случае отключения электричества. И при тёплом свете, отбрасываемом пляшущими огоньками, обстановка стала ещё интимнее, чем при полном его отсутствии. Настолько интимной, что Марте захотелось развернуться и спуститься вниз, а, может, даже выйти на улицу и поговорить там, где морозный ветер выдул бы всю дурь из головы.
Но девушка заставила себя сесть за стол и спрятала руки под скатертью, чтобы Коул не увидел, как дрожат её пальцы.
Она не могла понять, что с ней не так — вроде бы извинилась, признала свою ошибку… По всем правилам ей должно было стать легче. Но нет — на деле Марту била мелкая дрожь.
«Нервы, всего лишь нервы, — попыталась мысленно успокоить себя девушка. — Это нормально — нервничать».
— О чём ты хотел поговорить? — спросила Марта, буквально ощущая, как при каждом звуке стучащие зубы цепляют язык. Да уж, не хватало ещё и язык себе прикусить для полноты картины.
— Не поговорить, — поправил её Коул, садясь напротив. — Рассказать.
«О, так мне не придётся говорить? Чудесно!» — подумала Марта и стиснула зубы. Она кивнула, поощряя парня продолжить.
Коул глубоко вздохнул и выпалил:
— Это касается Ады. Моей сестры-близнеца.
Он дробил слова, словно выдавливая их по капле, как сок из очень жёсткого лимона. И кривился он так же, как если бы пытался одновременно ещё и есть этот самый лимон.
— Так, с чего бы начать? — задал вопрос сам себе Коул, и Марта не стала вмешиваться.
Она сидела напротив него и просто ждала, пока парень соберётся с мыслями. Прошло ещё немало времени, прежде чем он наконец начал рассказ. Сухой, без лишних подробностей, но всё же задевающий за живое.
— Если честно, я не знаю, как правильно начать. Ада никогда не была идеальным человеком, да и редко о ком можно сказать, что он идеален полностью. Ада была вздорной натурой, и ей нравилось быть любимой, ей нравилось создавать образ, который мог понравиться всем и каждому. В этом мы с ней оказались абсолютно разными. Я всегда любил свою сестру, но могу откровенно сказать, что она росла двуличной и даже чуточку лживой. Надеюсь, ты поймёшь меня правильно: членов своей семьи мы любим не из-за чего-то, а вопреки этому, — Марта кивнула, мол, да, я понимаю. — А Аду можно было любить только вопреки всему. И я никогда не мог подумать, что мою сестру можно любить так самозабвенно, принимая со всеми её недостатками. Так я думал, пока не увидел Сэма. Такой из себя абсолютно обычный парень, далёкий от стандартов Ады настолько, насколько это вообще возможно. Когда я впервые его увидел, я никак не мог понять, почему моя сестра смотрит на него с таким обожанием и чуть ли не с ложечки кормит этого парня; собственно, он от неё не особо-то отличался в такие моменты. Знаешь, есть такие парочки, которые своей слащавостью вызывают в тебе чувство отвращения и желание облить их холодной водой? — Когда Марта кивнула, Коул продолжил. — Вот они были именно такими, и меня это очень злило. Сейчас-то я понимаю, что просто глупо приревновал к нему свою сестру из-за того, что мы с Адой ведь всегда были вдвоём — так сказать, едины с момента зачатия. Да, между нами случались ссоры, да, мы частенько не сходились во мнениях, и да, я частенько её ненавидел; и она отплачивала мне той же монетой. Однако это не меняет того факта, что мы всегда были вместе.
Марта заворожённо смотрела на Коула, напрочь позабыв и о трясущихся руках, и об интимности обстановки, и даже о Мегги. Коул говорил так складно, так правильно, так… Его было интересно слушать. От тембра его голоса, от того, как он ставил ударения, у Марты по коже побежали мурашки. Она и подумать не могла, что Коул умеет так говорить. Наверное, потому что никогда раньше Коул Томсон не говорил с ней так откровенно и так честно.
— Наверное, ты думаешь, что это глупо — ревновать свою сестру к мужчине, которого она любит?
— Глупо, — тихо подтвердила Марта, которая между тем понимала его, проецируя каждое слово на себя и Мегги.
Коул грустно улыбнулся, едва заметно кивнув.
— В тот момент я увидел, что больше ей не нужен, потому что Сэм дополнял её, делал своего рода целостной. — Коул тяжело вздохнул. — И я обиделся, как пятилетний ребёнок: надул губы, забрал свои игрушки и сказал, что мы больше не увидимся.
Марта подавила улыбку, представив Коула маленьким, с выпяченной нижней губой, с плюшевыми игрушками в кулачках и крупными бусинами слёз на щеках.
— И я ведь сдержал своё нелепое обещание… Не отвечал на звонки, избегал встреч, даже с матерью поругался. Ох, как она тогда разозлилась! Даже сковородкой по хребту огрела!
— Ты слишком упёртый, — вторила ему Марта.
— Всё верно. Непробиваемый тугодум. «Как бык: упёрся рогами — и вперёд!» — так мама говорила, — уголки губ Коула дрогнули в горькой полуулыбке. — Я избегал сестру два года. Но даже у моей упёртости может истечь срок годности. С одной стороны — тотальная бомбардировка сообщениями — Ада буквально писала и слала мне фотографии по сто раз на дню, иногда ещё и карауля под дверью. А с другой — мама и слезливые увещевания. И я даже не знаю, что из этого хуже. В итоге, когда мне пришло приглашение на свадьбу, я сдался и решил пойти. Даже подарки купил. И ей, и Сэму. Вот только волею судьбы опоздал на бракосочетание — смешно, правда?
Марта ничего смешного не видела. А от взгляда Коула, полного боли и тоски, стало и вовсе тошно.
— В тот день в квартирном комплексе, где я снимал жильё, отключили свет, а я в этот момент был в лифте. Застрял,
