две дороги перебираться придется. Там и татар поболее видел, а в этой стороне они реже появлялись.
– Решено, – подвел итог воевода, – идем, как Бушуй предложил. Только ты, Бушуй, раз придумал, сам впереди и пойдешь. Бери всех своих бойцов. Будешь командовать передовым отрядом. На тебе разведка. Без крайней надобности стрелы не трать. И вообще – веди себя тише мыши. Нам сейчас в драку встревать не резон. Ноги бы унести подобру-поздорову.
– Сделаем, Евпатий Львович, – кивнул коренастый крепыш, – не привыкать.
– Я следом пойду. С князем и мужиками, что носилки понесут. Пусть привыкают. – объявил Коловрат. – Со мной Ратиша и мои дружинники будут, чтобы князя защитить если не дай бог, повстречаем кого. Ну, а ты…
Воевода обернулся к Лютобору.
– Будешь тылы наши прикрывать со своими людьми. У тебя и меченосцы, и самострельщики есть. Жаль, конечно, без коней мы пока. Ну да ничего. Даст бог, выберемся. Пора в путь, пока не рассвело.
Закончив этот походный совет, Коловрат вернулся в сопровождении молчаливого Захара к тому месту, где находилась Лада с ребенком.
– Все, Ладушка. Пора идти, – объявил он. – Я, Захар и Ратиша рядом с тобой в пути будем. К утру мы должны быть уже далеко от сюда.
И, уже обращаясь ко всем, громко объявил: «Выступаем! Мужики и монахи, со мной остаются».
Услышав громкий возглас, Гостомысл проснулся и заплакал.
– Тише ты! – зашипела на мужа боярыня. – Дите разбудил, окаянный!
Коловрат предпочел отступить на край поляны и молча наблюдал, как жена с няньками стала убаюкивать сына. Пока мужики вставали, разминая заиндевевшие на морозе конечности, к воеводе осторожно приблизился Лютобор. Нагнувшись, он поставил рядом на снег что-то увесистое.
– Евпатий Львович, с этим что делать?
Обернувшись, Коловрат заметил свой ларец. Сверху на нем лежал мешок с саблей.
– Оставь здесь. Я Захару передам, он сохранит.
И кликнул приказчика. Захар тут же явился из темноты на зов хозяина, а Лютобор, напротив, растворился во тьме, направившись к своим людям.
– Бери, Захарушка, вот эти вещицы, – елейным голосом заговорил боярин, указав на ларец с мешком, – да храни их как зеницу ока. В них, может статься, все наше будущее теперь.
Захар опустился на снег и рассмотрел вещицы.
– Никак, тот самый ларец, что в огне не горит, Евпатий Львович? – удивился приказчик, признав знакомую вещь. – Успел-таки с собой прихватить?
– Успел, – кивнул Коловрат, – и сабельку острую. Ее тоже сохрани. Да только не показывай никому. Оттого в мешке лежит.
– Все понял, Евпатий Львович, – кивнул приказчик с пониманием, – сохраню до срока. Только ларец тоже надобно от посторонних глаз в мешок спрятать. Мало ли что кому на ум взбредет. Времена лихие.
– Дело говоришь, – согласился Коловрат.
Взяв ларец с саблей, Захар потащил их вслед за боярыней с сыном и служанками, которые уже покидали стоянку, осторожно ступая по глубокому снегу. Следом за ними на носилках несли князя. А после еще несколько носилок с едой и одеждой. Разыскав среди этих вещей пустой мешок, Захар сунул в него ларец. А потом подозвал крепкого ратника из личной дружины Коловрата и всучил ему ценную поклажу.
Убедившись, что все беглецы из Рязани покинули поляну, Коловрат направился за ними.
Глава восемнадцатая
У Соколиной горы
Когда рассвело, рязанцы прошли вдоль берега Оки уже несколько верст и оказались у дороги, что вела к Мурому. Несмотря на то, что в отряде были женщины и раненый князь, Коловрат был в целом доволен тем, как быстро они передвигались с носилками по заснеженному лесу. Могло быть и хуже. Но молодая боярыня стойко переносила все тяготы, подавая пример остальным. Глядя на нее, вся челядь не позволяла себе роптать и жаловаться.
– Вот она, Соколиная гора, – прошептал Коловрат, отодвинув еловую лапу.
Воевода залег на пригорке меж двух елей вместе с Ратишей и внимательно рассматривал поворот дороги, за которым начинался крутой склон, обильно поросший лесом. Снегопад прекратился. Облака раздуло. День, похоже, обещал быть ясным. Это не особенно радовало Коловрата, но пока вокруг все было тихо. Дорога на Муром, изгиб которой находился прямо перед ними, казалась пустынной. Рязанцам оставалось пересечь дорогу и нырнуть в распадок, который начинался сразу за ней, быстро переходя в гору. А там нужно было лишь подняться шагов на триста по крутому, сильно заросшему елями и соснами, склону на Соколиную гору. Людей, даже с носилками, под их тенью с дороги уже было не разглядеть. Сделав это и перевалив за хребет, рязанцы были бы уже почти вне опасности. На спуске же, с противоположной стороны, начинались те самые замшелые леса. Где, как говаривал Ратиша когда-то, «и пешего, и конного схоронить можно. Самое засадное место, если в наших краях воевать придется».
Разведчики Бушуя уже обследовали все подходы к дороге и переместились на ту сторону, но воевода все медлил, слушая, что вещало ему сердце. Мучили Коловрата сомнения, грызли потихоньку. А пока весь «обоз»: жена с ребенком, который проснулся и требовал есть, мамки-няньки и раненый князь, дожидались в полусотне шагов позади его сигнала. В глубине леса, чтобы никаких случайных звуков сюда не долетало.
– Ладно, – решился, наконец, воевода, – пора. Выжидать дольше нечего. Не ровен час, какой отряд проскачет.
– Это вряд ли, – рассудил Ратиша. – Им не до нас. Татары сейчас Рязань грабят.
– Береженого бог бережет, – напомнил ему народную мудрость воевода. – Давай веди сюда «обоз».
Переход прошел вполне благополучно, несмотря на сомнения, терзавшие воеводу. Слишком велика была цена ошибки. Боялся Коловрат, если не кривить душой, жену свою с ребенком и князя раненого, а также всех людей не воинского сословия под татарские сабли подвести. Случись такое – никто б не выжил. Но, к счастью, обошлось. Вскоре носилки с князем, Лада, ее служанки, Захар с ларцом, мужики рязанские и монахи, а также носильщики с поклажей, благополучно оказались на другой стороне, прошли короткий распадок и втянулись в подъем на Соколиную гору. Последними перебрались «лесные духи» – арбалетчики Лютобора. Теперь весь отряд был невидим с дороги, закрыт мощными ветвями елей и сосен.
Казалось бы, можно и дух перевести. Но, похоже, не зря терзали воеводу сомнения. Наследили они в этом месте. А день, как назло, выдался ясный. Ни снегопада, ни ветра. Солнце начинало даже припекать,
