его согреть. Как ни странно, несмотря на все треволнения этой ночи, Гостомысл спал, укутанный пуховым платком.
«Молодец, – мысленно похвалил сына Евпатий, – вырастет, богатырем будет».
– Как ты, Ладушка? – спросил воевода, приблизившись.
Увидев в полумраке силуэт мужа, Лада сдавленно вскрикнула, осторожно передала ребенка служанке и бросилась на шею к Евпатию.
– Живой, – прошептала она, покрывая его бородатое лицо поцелуями, – а я уж и не чаяла…
– Да что мне сделается, Ладушка, – Коловрат смущенно чуть отстранился от жены, поглядывая на собравшихся вокруг рязанцев, – я же заговоренный. Ты-то как?
– Холодно, – тихо пожаловалась боярыня, тоже отступая на шаг. – Ратиша сказал костров не разжигать.
– Потерпи, родная, – попытался успокоить ее воевода, – вокруг татары. Надобно до рассвета уйти как можно дальше от пепелища, покудова про нас не узнали. А там я отведу вас в место тайное в лесу, где нас не достанут. Там и землянки теплые есть, и еда. Там согреемся. А сейчас – потерпеть придется. Ты, главное, сына береги.
– Сберегу, – вновь прильнула боярыня к плечу воеводы, – ты выведи нас отсюда поскорее, Евпатий, а то сгинем все здесь.
– Не сгинем, – ухмыльнулся Коловрат, поцеловав жену в лоб и чуть повеселев. – Пока татар всех не перебью, мне помирать нельзя. Да и вам не дам.
Коловрат чуть отстранился, оглядываясь по сторонам в поисках раненого князя.
– Да вон и Юрия спасти надо. Без него Рязани никак. Потерпи.
Оставив жену с ребенком, Коловрат приблизился к походным носилкам князя вместе с Ратишей и Лютобором. Некоторое время воевода молча рассматривал лицо князя, которое даже во мраке ночи казалось изможденным. Потом наклонился к нему, чтобы услышать дыхание. Услышал. Тяжелое, прерывистое, но оно было.
– Ну, как он, Варсонофий? – Обернулся Коловрат к лекарю, что сторожил рядом.
– Тяжело, – признался лекарь, с опаской поглядывая на Ратишу. – Много крови потерял. Но стрелу я вынул, рану промыл и смазал снадобьем, перевязал. Отвара целебного дал. В забытьи он. Теперь князю лежать в покое надобно, в тепле, а не трястись по ухабам. А нам молиться. Все в руках Господа.
– До покоя еще дожить надо, – порадовал его воевода. – Князь наш сам воин первейший, выдержит. Ты, главное, следи за ним пристально в дороге. Не растряси. За все, что уже сделал – благодарю. А за князя головой отвечаешь. Людей я тебе самых сильных дал носилки нести. По дороге сменяться будут. До убежища нам почитай день-два пути, если татар не повстречаем. Ну а там, прав ты, молиться надо Господу, чтобы уберег нас от напастей. Хотя бы сегодня.
Получив такие наставления, Варсонофий не стал чувствовать себя спокойнее. Но других слов у Евпатия для него не было. Что их ждало впереди, после падения Рязани, знал только один Бог. Пока что воевода никаких дальних планов не строил. Думал, как бы прожить этот день. А там, живы будем – поглядим.
Закончив беседовать с лекарем, воевода отвел в сторонку Лютобора с Ратишей и Бушуем. Пора было держать военный совет с ратными людьми. Захар тоже присутствовал по старой памяти. Какой-никакой военный опыт у верного приказчика уже был. И воевода на него рассчитывал. Захар всегда был толковым и сейчас службу мог сослужить хорошую. Но прежде всего Коловрат полагался на людей, приученных к ратному делу.
– Ну что, други, – выдохнул Коловрат, – путь нам предстоит недолгий, но опасный. Вокруг татары рыщут, крови нашей жаждут. Потому – медленно пойдем, а надо быстро. До рассвета нужно быть уже далече отсюда. Думаю, выводить вас покамест к нашему тайному убежищу, что в лесах непроходимых у Соколиной горы спрятано. Там землянки есть теплые, еда припасена. Там посидим немного и поглядим, что дальше делать.
– Знакомое место, – заявил Бушуй.
– А то как же, – кивнул Евпатий, поневоле усмехнувшись, – там из тебя и сделали знатного самострельщика.
– Я науку запомнил, – подтвердил Бушуй, не терявший присутствия духа даже после разгрома Рязани. Арбалет и сейчас виднелся у него в мешке за спиной.
– Пригодилась уже та наука, – вновь согласно кивнул воевода, – и еще не раз пригодится. Сколько у тебя людей, Бушуй?
– Шестеро, ежели со мной считать, Евпатий Львович.
– Стрел-то много осталось в запасе?
– Десятка три на всех, не более.
– Береги их покудова, – наклонил голову воевода, переводя взгляд на Лютобора. – А у тебя, тысяцкий, сколько бойцов?
– Восемь душ, ежели без меня. Вот такой я теперь тысяцкий, – горько усмехнулся Лютобор, – все ратники мои в Рязани полегли.
– Ничего, придет час, вновь наберем тебе тысячу воинов, – подбодрил его Коловрат. – Ты на меня посмотри: я вообще воевода, а вы сейчас – все мое войско. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест.
– У меня дюжина бойцов, – опередил вопрос воеводы Ратиша, – четверо из них с самострелами. По пятку стрел на каждого из них найдется.
– Ясно, – кивнул воевода, закончив расспросы, – ко всему раненый князь на носилках, боярыня с дитем и няньками, да еще с десяток разномастных мужиков и пара монахов. Вот и все, что осталось от Рязани. Значит, так…
Коловрат умолк на мгновение, размышляя. Поднял голову, посмотрев на едва различимое небо над поляной, обрамленное кружком из верхушек сосен. С неба все еще сыпался снег. Хотя мощный снегопад, который накрыл Рязань в ее последние минуты, словно пытаясь спасти, уже ослаб. Буйство стихии почти иссякло. Но воевода надеялся, что оставшихся сил хватит на то, чтобы припорошить следы беглецов.
– Снег довольно глубокий, – неожиданно заметил вслух Коловрат, как бы разговаривая сам с собой.
– Я дорожку знаю, где должно быть поменьше, – заявил Бушуй, – ходил там не раз.
– Ну? – вопросил воевода.
– Надо отсель примерно пару верст пройти аккурат вдоль берега, преодолеть дорогу, что на Муром ведет, а потом вновь уйти вглубь леса через холмы. И там уж дорог не будет, только тропы тайные. Зато холмы ветер держат. С той стороны снега всегда меньше лежит.
– Что скажешь? – обернулся воевода к Ратише, знавшему все пути-дорожки к тайному убежищу.
– Можно и так, – кивнул тот, поразмыслив недолгого, – с обозом и раненым князем оно даже спокойнее будет. Если сразу в чащу и потом вкруг идти, нам через
