«Не бойся, Атанаис, — с болью думал Акил, вырываясь во главу отряда, туда, где ехали опытные следопыты. — Мы едем за тобой. Когда мы будем въезжать в Аргос, все вместе, навстречу нам выбежит Ишмерай, здоровая, радостная, Марцелл, Александр… Все мы будем долго рассказывать о своих злоключениях, а на следующий же день отправимся обратно домой. Быть может, даже с фавнами… И все закончится, и все будет хорошо, Атанаис, родная, молю тебя, держись»
День медленно клонился к закату, а следы все продолжали вести их в том же направлении. Листья шелестели, дрожа в потоке вечернего дыхания.
— Шамаш уже уходит, — задумчиво проговорил Сибелир. — Скоро к нам вернётся Великая Атаргата и накроет нас своею благодатью. Время молитвы.
«Неужто они начнут молиться прямо сейчас?!» — ужаснулся Акил, но не он один потрясённо глядел на фавнов, все его товарищи, даже Цесперий были неприятно изумлены.
— Если они сейчас начнут петь, нас будет слышно на весь лес! — тихо воскликнул Умрат.
Но фавны не стали петь. Они пришпорили коней и спокойно отправились дальше, выискивая следы, пока Шамаш лил свет свой на остывающую землю. Они молились мысленно. Душа пела, в то время как голоса оставались безмолвны.
Они остановились на ночлег лишь поздней ночью, когда следы стали неразличимы, а свет факелов могли заметить враги.
Однако Акил не обрадовался, когда Нидар Сур возвестил о привале. Он ещё долго сидел на коне, вглядываясь в темноту, разлившуюся впереди, а после долго бродил по окрестностям, низко пригибаясь к земле, тщась разглядеть хоть что-то. Голос Атанаис не покидал его целый день, но к вечеру он становился все тише, а когда на лес опустилась ночь.
— Атанаис, — шептал он в отчаянии, и вместе с отчаянным зовом в ночь вырывались облака пара, нагретого его горько стонущим сердцем. — Атанаис, прошу тебя, отзовись!..
— Акил…
Молодой человек взволнованно застыл, но через мгновение понял, что ответила ему не Атанаис, а Сагрия, помешавшая ему. Гнев и горе сжали его горло.
— Вернись в лагерь, Акил, — тихо произнесла она. — Цесперий сменит повязку. И тебе стоит подкрепиться.
— Я не хочу есть, — грубо ответил тот. — И с раной моей тоже все хорошо.
— Но ты выздоровел не до конца.
Акил хотел вспылить, выкрикнуть, чтобы она, наконец, оставила его в покое, но не сделал этого.
— Во дворце и целый день сегодня я слышал её голос, — тихо проговорила Акил, внезапно захотев произнести вслух свои страхи. — Я слышал её даже во сне. Но теперь я не слышу ни звука. Атанаис молчит, и теперь я даже не знаю, жива ли она.
— Что она говорила тебе? — спросила Сагрия, не подходя к нему, так и оставшись стоять за его спиной.
— Часто это было что-то неразборчивое. Порой она молила меня держаться и не сдаваться. Теперь она молчит. И уже несколько часов не отвечает на мой зов!..
Сагрия тоже молчала. Молчала так некстати, когда ему нужно было хоть какое-то утешение, самое глупое и неправдоподобное, даже не подкреплённое весомыми доказательствами. Но она молчала.
— Не тревожься понапрасну, Акил, — наконец, спокойно проговорила она. — Быть может, ты не слышишь её голоса, потому что она уже покинула лес?..
Акил обернулся к девушке и тревожно задумался. Он не был уверен в версии Сагрии, но она казалась ему разумней остальных.
— Мы едем быстрее отряда, нагруженного двумя телегами, — сказала она. — Скоро все решится.
Сагрия выжидающе глядела на его. Она распустила волосы, чтобы их тяжесть перестала стягивать кожу головы. Даже во тьме ночи Акил видел, с какой строгостью она глядит на него. Уже много лет верная союзница его всяческих проказ, она натерпелась от него стольких обид, дулась на него, но всегда была готова помочь. По первому его зову. Даже теперь, когда он показал ей всю черноту своей неблагодарности. Она знает, что он любит другую, но все равно не отворачивается от него.
— Ты права, — тихо сказал Акил. — Мои силы понадобятся всем нам. Надо поесть. Да и рану перевязать.
Сагрия облегчённо кивнула, но не улыбнулась ему. И ему отчего-то не хватило её озорной улыбки.
— Ишмерай ты тоже слышал? — спросила она.
— Нет. Никогда. И это сильно меня тревожит.
— А вдруг это связано с тем, что сила ее еще не проснулась или у нее вовсе нет никакой силы?
— Я надеюсь, что молчание ее означает лишь это… — затем он осведомился, когда они неторопливо шли к лагерю: — Ты поужинала?
— Не изображай из себя заботливого целителя, — ответила та. — У нас в лагере уже есть Цесперий. И я доверяю ему больше.
— Ты груба, — усмехнулся тот.
— Не беспокойся обо мне, иначе я решу, что ты делаешь это искренне, — парировала девушка. — Я поела.
Не успел Акил что-то возразить, как девушка поторопилась отойти от него и сесть в стороне между отдыхающими Умратом, Ивеном Аимом и Цесперием. Она мало того что перестала улыбаться ему, делиться с ним своими мыслями, так она ещё и не желала сидеть рядом с ним.
«Хотя оно для неё и к лучшему, — решил Акил, без аппетита пережёвывая вяленое мясо. — Этот рыжий герцогский агент так и не сводит с неё глаз. Быть может, ей тоже удастся полюбить его?.. Когда-нибудь все же ей придётся меня забыть…»
Сагрия Кицвилан всегда была рыжей искрой в его жизни, которая смутно маячила за спиной ослепительной Атанаис. Он не печалился, когда Сагрии не было, но и никогда не испытывал буйной радости, когда она появлялась. Теперь же осознание того, что жизнь их должна потечь разными руслами, заставило его
«Со шпионом герцога? — Акил скривился. — Ну уж нет! Ей нужен кандидат получше… Опасно доверять этим шпионам…»
Утром набежали тучи, а к полудню зарядил дождь, и Акил начал вглядываться в следы с куда большей жадностью — мысль о том, что дождь размоет следы, сводила его с ума. Но, к счастью, через час он прекратился, вовсе не став ливнем, как опасались путники, и все облегчённо вздохнули, когда небеса озарил бедный свет солнца.
А вскоре они набрели на несколько десятков трупов мужчин. Тех
