процесс расселения в XVIII–XIX вв. на территории слобод ранее не селившихся там представителей городской верхушки – дворян, чиновников и пр. И.Е. Забелину удалось заметить, преимущественно в тексте письменных источников, и такие детали, как, например, указание на сосредоточение торговых помещений у теперешнего Москворецкого моста, начиная с Кремлевского Подола[153]. Это подтвердилось характерной деталью и при археологических раскопах в Зарядье: торговое помещение, лавочку отмечало обычно при исследовании остатков строения множество находок мелких монет XVIII–XIX вв., видимо когда-то потерянных, провалившихся в щели пола и т. п. Дальше к востоку на территории посада находки монет попадались значительно реже. Не ускользнуло от внимания И.Е. Забелина и важное полицейское нововведение в Москве – уличные решетки, в свое время весьма эффективно преграждавшие путь разного рода нарушителям общественного порядка.
И.Е. Забелин старается в этой рукописи проследить и изменения планировки города. Он обратил внимание на важное для города разделение территории на церковные приходы, на кладбища, которые раньше были при каждой церкви и отражали изменения социальной топографии[154]. Археологические исследования кладбищ, анализ надгробий и надписей на них помогли уже в наше время основательно изучить замеченный И.Е. Забелиным процесс постепенного оттеснения трудящихся на окраины города, за пределы его древнего ядра.
Не остались вне внимания И.Е. Забелина и факты московской жизни, связанные с политической историей, в частности, с феодальными распрями и своекорыстными выступлениями представителей господствующих классов. Автор приводит строки, посвященные попытке князя Щепина или Щетинина[155] поджечь город в нескольких местах с целью ограбления казны богатых гостей и купцов, хранившейся по обычаю в подклете церкви Троицы (вероятно, Покрова) на Рву у гроба Василия Блаженного. Преступный замысел был открыт, руководители его (в том числе и сам князь) казнены.
В связи с этим отмеченным историком фактом интересны также обстоятельства, указывающие на метод работы автора над источниками. И.Е. Забелин имел, видимо, целое собрание выписок из источников, накапливавшихся многие годы, и не торопился публиковать все свои находки, приберегая некоторые для последующих работ. В данном случае использована выписка из летописи, сделанная лет за 40 с лишком до того, как ученый приступил к работе над второй частью «Истории города Москвы».
Дело в том, что та выписка стала известна Н.А. Некрасову, который использовал ее в главе «Помещик» своей знаменитой поэмы «Кому на Руси жить хорошо».
Помещик Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев, как помним, говорит мужикам о древности своего рода:
Прапрадед мой по матери
Был и того древней:
Князь Щепин с Васькой Гусевым
(Гласит другая грамота)
Пытал поджечь Москву,
Казну пограбить думали,
Да их казнили смертию…[156]
Н.А. Некрасов работал над главой «Помещик» в 1865 г. Средневековыми источниками он никогда не интересовался, но встречался и был знаком с И.Е. Забелиным, который, как мы уже говорили, работал с 1859 г. в Археологической комиссии и часто приезжал в Петербург. Они были почти ровесниками, Некрасов на год моложе. Трудно сказать, рассказывал ли И.Е. Забелин о своих находках Н.А. Некрасову или показывал и сами выписки, но поэт, безусловно, использовал в главе «Помещик» сведения, данные ученым[157].
Материал, посвященный Кремлю и составивший собственно книгу И.Е. Забелина «История города Москвы», публикуется по второму, прижизненному, дополненному самим автором изданию 1905 г.
С тех пор по истории Москвы написано немало. Достаточно назвать многотомное издание «История Москвы в шести томах» (семи книгах). Много нового узнали мы со времен И.Е. Забелина о Москве. Но его «История города Москвы» не потеряла своего интереса. Специалисты найдут в ней отлично аргументированную концепцию топографии центра столицы, массового читателя привлекут живые картины ее жизни, написанные большим знатоком своего дела.
М.Г. Рабинович
Примечания
1
Опыт обработки этого предмета см. в наших «Опытах Русских древностей и истории». М., 1873, часть 2, с. 266–350.
2
Опыт обработки этого рода сведений см. в нашем сочинении «Хроника общественной жизни в Москве с половины XVIII ст.» в «Опытах изучения Русских древностей и истории», ч. 2, с. 351–506.
3
Так, мы полагаем, следует читать это сомнительное слово летописи, где выражение «Взя люди голядь» суть явная описка, ибо слово взя может относиться к городу или к волости, но едва ли к людям. Первый издатель Ипатского списка Летописи, в котором это слово написано слитно: Людиголядь, отметил при этом: «Не имя ли города, находившегося в верховье Поротвы?» П. С. Р. Л. т. II, с. 29. В Никоновском и в других списках Летописи вместо слова Люды стоит: град Голеди. У Татищева, II, 299, град Голяд. В последующее время на верху Поротвы существовал Вышгород, который в древнее время мог именоваться Людогощем или Людо-гощью. В древнем Новгороде одна улица прозывалась Людгоща и сокращенно Люгоща и Легоща. Древние названия поселков с обозначением гощения, то есть гостьбыторга, встречаются нередко. Таковы, например: Домо-гощь, Видогощь, Вельгощь, Диво-гощь, Иро-гощь, Утро-гощь, Угоща, Чадо-гоща и др. Если чтение Людогощь окажется правильным, то все толки об особом племени Голядов на верху Поротвы будут излишни, тем более что древняя Прусская область Голиндов слишком далека от наших мест. Она существовала поблизости Балтийского моря. В нее, быть может, ходил в.к. Изяслав в 1058 г., когда он победи Голяди, Голядь, Голяды. Лавр. 70.
4
Карамзин пишет, что Олег подарил Юрию редкого красотою парда. Так можно понять из слов Ипатской Летописи, рассказывающей эти обстоятельства не совсем определенно. Воскресенский список той же Летописи определенно выражается, что – «да ему (Олегу) Юрьи пардус».
5
Савельев: Мухамеданская нумизматика. СПб., 1847 г. С. 162. – Ж. М. Н. П. 1847, март. С. 267.
6
Так постепенный упадок нашего древнего Киева происходил не от разорений во времена княжеских усобиц или Татарских нашествий, но, главным образом, оттого, что торговые пути к началу ХIII столетия направлением Итальянской (Генуэзской) торговли стали переходить с устья Днепра к устью Дона, из древнего Корсуня в новую Тану, в местности древнего Танаида, вследствие чего и княжеские, и татарские разорения были столько губительны для упадавшего города, у которого уже не оставалось сил возродиться в прежней славе. Но это же самое перенесение торговых путей к устью Дона в значительной степени способствовало возвышению и обогащению Москвы, как средоточия торговых путей внутри Русской страны от Запада на Восток, почему и самые беспощадные разорения и опустошения Москвы не в силах
