мужчин, высоко задрав подбородки, веря в предопределение и ни о чём, абсолютно ни о чём не думая! Это, кстати, было по разным причинам. Лев Оболенский просто ещё не проснулся, его подняли, но не разбудили. Мучающийся дичайшей головной болью после вчерашнего Насреддин кое-как сумел обрядить его в нужный вид и вытолкал на улицу. Бывший москвич так и топал на полуавтомате, с гордо задранным подбородком, потому что практически спал.
А вот домулло не опускал чела единственно из опасения, что если эта дико гремящая тыква с ушами хоть на миг посмотрит себе под ноги, то просто отвалится и упадёт. Причём это его как раз таки и не останавливало, он рад был избавиться от головной боли самыми радикальными средствами (ибо достало!) и шёл во дворец в слепой надежде, что палач не взял выходной по уходу за огородом и в один миг навеки избавит его от этого сволочного похмелья! Но прежде он – возмутитель спокойствия и герой народных анекдотов – из самых благородных побуждений сдаст малоизвестный адрес «Одноногой лошади», чтоб эту грязную лавочку, поящую честных мусульман палёным вином, наконец-то прикрыли раз и навсегда, на веки вечные, во славу Аллаха, аминь!
– Слышь, брателло, ты не слишком нарывайся там…
– О'кей.
– Я имею в виду, что постарайся не быть казнённым хотя бы до вечера.
– О'кей.
– А то знаю я тебя. Пошлют к палачу садиться на кол, а ты хоть крем-то с собой взял?
– О'кей.
– Это была неприличная шутка с гейским подтекстом! – не выдержав, сорвался Лев. – Какого лешего ты всё время окейничаешь?! Выучил новое слово, да?!
– Лёва-джан, вот… чё ты… как этот? Нет чтоб предложить близкому другу опохмелиться, он разговорами достаёт… чтоб шайтан надул тебе в воду во время утреннего омовения и ты это видел, а всё равно умылся!
– Майн гот, а при чём тут я? Не умеешь пить, не берись! – облегчённо выругался свежий, как йогурт, россиянин. – Надо было сразу сказать: похмелье штука деликатная и требующая к себе вдумчивого отношения. Стань вон там, у арыка, в тени под деревцами, и жди, я быстро.
Метнуться до ближайшей чайханы, обложить хозяина матом, вытребовать чашу холодной араки, честно отдать за неё целый дирхем, не оборачиваясь, левой рукой спереть у счастливого чайханщика два золотых и той же липицуанской рысью вернуться к другу, не расплескав ни капли, – на такое мог быть способен только настоящий Багдадский вор.
– Ты мой спаситель, – жалобно всхлипнул Ходжа, принимая дрожащими руками глиняную плошку с драгоценным напитком. В два глотка он покончил с водкой, и его глаза заблестели…
– Подлечился? – уточнил Лев. – Теперь освежился по-быстрому, и пошли!
Не успел домулло опомниться, как был безжалостно окунут в тот же арык с головой, и добрых пару минут верный друг полоскал его в жёлтой воде туда-сюда за шиворот, как енот в цирке.
– Не умеешь – не пей! Запретил тебе Аллах алкоголь – слушайся! Ему с утра в тюрьму, а он нажрался, как Карлсон с фрекен Бок! Не стыдно, а?!
Ходжа сначала булькал и брыкался, а потом успокоился и даже попускал пузыри, изображая довольного бегемота…
– Полегчало?
– Воистину! Пусть Всевышний в раю так же макает тебя в память о том удовольствии, которым ты отпраздновал моё утро, – церемонно поклонился мокрый домулло, поочерёдно касаясь кончиками пальцев груди, губ и лба.
– Ничего, на такой жаре обсохнешь быстро. Куда мы теперь, прямо во дворец?
– О нет, мой торопливый друг, сведущий лишь в вопросах неведомого праведному мусульманину опохмеления. Сначала нам надо придать тебе облик лекаря по тайным женским болезням.
– Короткий халатик нараспашку, эффектный чепчик с красным крестом и белые чулочки?
– Такого лекаря предпочли бы многие мужчины, – прикинув образ, согласился некраснеющий герой анекдотов. – Но ты идёшь к жёнам эмира, а значит, евнухи гарема должны принять тебя за своего.
– Кастрироваться не дам!!!
– Вай мэ, зачем так орать, всех верблюдов перепугал, – укорил Ходжа, пока проходившие слева караванщики с трудом успокаивали доселе флегматичных животных. – Конечно, как ты выражаешься, «реализм – великая вещь!», но на этот раз мы опять пойдём путём простого обмана…
Глава 42
Две дочери Лота пристали к пьяному отцу… и ура!
Два старца пристали к трезвой Сусанне, и увы…
Не экономьте на алкоголе
Денег у соучастников хватало, поэтому, не желая привлекать к себе ещё большего внимания, они просто посетили две-три лавочки, законопослушно экипировав Оболенского на энную сумму золотых. Ему достались подушка на живот, имитирующая то ли нездоровую полноту, то ли невозможную беременность; длиннющий парчовый халат китайского фасона с широким поясом, увешанным целой кучей волшебных амулетов, как то: сушёная лапка курицы, кривой нож-серп с арабскими письменами, пучок перьев чёрного орла, серебрёное зеркало, изогнутый козий рог, два бледно-жёлтых птичьих черепа, прутья саксаула без колючек и специально выдолбленная сухая тыква с затычкой, сплошь исписанная тайными китайскими иероглифами.
На самом деле, расписывая такие вещи, юморные китайцы, я полагаю, нагло ржали в голос и несли кисточками всякую хрень, но кто будет это читать со словарём? Никто. А значит, тайна-а, а тайна-а завораживает…
Льву нацепили седую бороду, держащуюся на специальных крючочках за ушами. Водрузили на голову зелёную войлочную шапку под метр высотой и крепко примотали белыми тканями на манер чалмы. Но самое главное, ему дали примитивные круглые очки и с ног до головы увешали знаменитыми арабскими назер бонюк – амулетами от сглаза!
– Ходжа, ты уверен, что врач-гинеколог должен выглядеть как… как… я даже не знаю, какой кретин согласится в таком виде выйти на улицу?! – стонал бывший москвич, мелодично позванивая при каждом шаге.
– Ты капризен, словно любимая тёща эмира, – равнодушно отмахивался домулло, локтями прокладывая дорогу в толпе. Многие идущие навстречу бедняки норовили успеть поймать и поцеловать края халата Оболенского. Когда у тебя нет денег на лечение, то, возможно, одно лишь прикосновение к одеждам врача само по себе подарит долгожданное исцеление…
– Видишь, как ты нравишься людям! Один вид твоей бороды вызывает почтение! Ибо если лекарь женских болезней умудрился дожить до седин и не был ни разу обезглавлен ревнивым мужем, это говорит о многом…
– Ходжа, ты сказал «ни разу не был обезглавлен»?
– Не цепляйся к словам, почтеннейший! На чём ты меня перебил? А-а, воистину, это говорит о многом, ибо лекарь женских болезней имеет право осматривать женщину лишь через зеркало и не касаясь её сокровенных тайн похотливыми руками!
– А если и касаясь, то лишь руками в варежках? – навскидку угадал Оболенский, заслужив довольный кивок друга.
Общую поведенческую концепцию он уже уловил, всё-таки не первый раз на Востоке. Да и культурное воспитание современного жителя России не позволило бы ему воспылать грешными мыслями, осматривая бедных больных женщин. Лев о женских хворях, разумеется, кое-что как-то где-то краем уха приблизительно слышал. То есть был уверен, что там
