из тёмно-красного кирпича. Кладка просто идеальная. Расшивка швов чёткая, не выкрошившаяся за полтора столетия. Большие арочные окна имели белую отделку. Двускатная железная крыша выкрашена под цвет стен. Возле фабрики сооружена небольшая плотина. Только благодаря ей можно было понять, что в сонном канале, именуемом рекой, присутствует течение.
Живо ли ткацкое производство, Миха не ведал. Текстильная промышленность начала загибаться после распада Союза. С тех пор много воды утекло.
Кстати, о воде. «Пушка» расположена в котловине. Любой сильный дождь вызывал здесь наводнение…
Повинуясь внутреннему импульсу, Маштаков сделал резкий поворот кругом. В потоке людей, стекавшем от почтамта, он безошибочно вычленил пару. Девушка с девочкой шли, держась за руки. Торопливо, будто застигнутый за стыдным занятием, Миха отшвырнул в кусты дымящуюся сигарету и опрометью ринулся им навстречу.
44
18 сентября 2004. Суббота
12.45–15.00
Маришка взвизгнула и повисла у отца на шее. Даша позволила себя приобнять и чмокнуть в прохладную гладкую щёку. Ещё она индифферентно сказала: «Привет».
Обе вымахали. Дарья на полголовы переросла Маштакова, манекенщица, да и только. Хотя, может быть, эффект был достигнут за счёт высоких шпилек.
У неё обнаружилось совершенно взрослое выражение глаз. Словно не семнадцать девушке исполняется, а все двадцать пять. Высокие скулы, материн подарок, придавали Дашке заносчивый вид. Рисковая мини-юбка напоказ выставляла ноги. Не просто длинные, а спортивные — сильная голень, упругое бедро.
Вытянулась и Маришка. Она худая, угловатая, бледненькая. На подбородке проявилась отцовская ямочка (у старшей тоже в наличии, но менее заметная). За спиной рюкзак сиреневого цвета, по виду увесистый.
Маштаков взялся за ручку ранца.
— Давай понесу.
— Мне не тяжело, — Маришка ловко вывернулась.
Дочери смотрели на отца. Дарья прямо-таки препарировала взглядом, острым, как скальпель лазерной заточки.
Михе не по себе стало. Он одёрнул полы куртки, пригладил волосы, откашлялся, приосанился. К поездке он подготовился основательно, стремясь предстать в подобающем виде. Приоделся, благо, средства теперь позволяли.
На Маштакове классические тёмно-синие джинсы «Levi's», чёрная рубашка, светлая приталенная куртка из плащёвки, новенькие кожаные кроссовки.
Сделав модельную стрижку на отросшие за лето волосы, он утратил сходство с освободившимся по амнистии зэком. Причёска скрывала толстый рубец, круто сбегавший к виску от темени.
Лицо у Михи загорелое, чистое. Дали результат свежий воздух, регулярное питание и режим. Ну, и трезвость, само собой. Маштаков особо тщательно выбрит «жиллетом» с плавающей головкой, надушен. Аккуратные по срезу губ офицерские усы подчёркивают гладкость впалых щёк и твёрдого подбородка.
Так что основания комплексовать отсутствовали. А вот касательно зубного аппарата надлежало сделать пояснение.
— Девчонки, не пугайтесь, я зубы лечу. Плохие удалил, вставлю хорошие.
У Михи, как у дворового хулигана, спереди во рту зияли щербины. Приходилось меньше улыбаться. После того, как он выдернул гнилушки, ничего в «клюве» не дрыгается, не мешает. Следующий этап — полная санация. Затем протезирование. Он уже сходил на консультацию в частную стоматологию на улице Грибоедова. Цену там заломили конкретную, но она ему по карману. По совету знающих людей Маштаков решил разориться на металлокерамику.
Всю предшествующую неделю он прокручивал сценарий разговора с дочерьми. Загвоздка крылась в первой реплике, которая должна выполнить роль стартера. Банальное «как дела» он отверг сходу. Лирическое «я очень соскучился» провоцировало вопрос: «а, где ты шлялся, родитель?». Следовало учитывать, что Дашка унаследовала от матери не только красивую мордочку, но и язык без костей. Заговорить про погоду казалось чересчур фальшивым.
— Иваново-то как изменилось, — глубокомысленную фразу Маштаков сопроводил жестом бывалого экскурсовода, приглашающего полюбоваться городским пейзажем.
Маришка, просунув большие пальцы под ремни рюкзака, пожала плечиками. Ей не с чем было сравнивать.
Даша иронически усмехнулась и сказала:
— В сторону отойдём. Встали на самом ходу.
— Правильно. Молодец, — льстиво закивал Маштаков.
Амплуа виноватого липло к нему, словно посаженное на суперклей «Момент».
Подошли к фонтану, бьющему в треть силы. Вертикальные струи венчали пенистые журчащие бурунчики. Струйки, направленные в стороны, причудливо выгнутые, искрились на солнце, озорно брызгались.
— Вы не учитесь сегодня? — Миха задал вопрос, ответ на который знал из телефонного разговора с Татьяной.
— У меня одна пара была. У мелкой по субботам только изо, — снисходительно поведала Даша.
— Так вы, наверное, есть хотите?
— Можно.
Дождавшись зелёного сигнала светофора, перешли к «Вернисажу». Оказалось, это вполне приличное бюджетное кафе. Чистенько, новая мебель. Ассортимент блюд выглядел аппетитно. У раздачи Маштаков пустил дочерей вперёд. Двигался за ними с подносом, брал, что под руку попадалось.
Сели в угол. Миха накинулся на ленивые голубцы. Даша ковыряла вилкой винегрет, искоса поглядывала на отца. Он спохватился, отодвинул тарелку. Извиняясь, приложил руку к груди.
— А я думал, ты на картошке. Раньше первокурсники в сентябре на картошку ездили. В колхоз!
— Сельхозработы давно отменили.
— Да-а? Ну и правильно. Тем более, колхозов никаких уже нет.
Продолжили тему поступления в университет.
— Почему на экономический решила?
— Куда ещё? На юрфак без денег или без блата не поступишь. На филфаке — тухляк. А в точных науках я не сильна.
— Ты же лыжница! Спортсмены каждому ВУЗу нужны.
— Первый разряд не котируется. Вот на «мастера» или на «кэмээ-са», хотя бы, приёмные комиссии ведутся.
Маштаков понимающе кивал. Повисла пауза. За соседним столом коротко стриженый крепыш жадно присосался к бокалу с пивом. Миха заворожено глядел на него. Классно было бы одним глотком ополовинить кружку. Смазать горло, пересохшее до шершавости наждака.
Отследив отцовский взгляд, Даша вздохнула. Миха сделал вид, будто не заметил её реакции. Возобновил разговор.
— Где вы живёте? Что за улица такая — Куконковых? Квартира хорошая? Тёплая? Какой этаж? Сколько комнат?
Отвечать вызвалась Маришка, но Дашка на неё цыкнула. Младшая в ответ показала язык.
Маштаков вмешался:
— Даш, ты взрослая, будь умнее. Я всё понимаю, мама тебе запретила со мной откровенничать. Но это ж не военная тайна, а я не фашист. Альковные секреты мне не нужны. Просто интересно, это самое, как вы живёте…
Дарья в очередной раз хмыкнула. Наверное, при этом подумала: «Три года не было интересно, теперь вдруг стало».
— Всё у нас хорошо. Живём дружно, — сказала, энергично размешивая сахар в чашке с кофе.
Миха ломал голову, как лучше завести речь о деньгах, отправленных им в начале месяца. Сто тысяч — сумма, достойная обсуждения. Татьяна с её принципами могла скрыть от девчонок факт получения перевода.
«И нечего тут стесняться. Однозначно они должны знать, что батька взялся за ум. А ещё нужно сказать, мол, впредь денежки будут капать регулярно. И не только алименты, которые бухгалтерия с зарплаты вычитает. Значительно больше. С понтом у меня появился
