слов молоком, и там сказано, чтобы ребенка отвезли в Мверу. Что так смотришь – язык отнялся? Пройти через Мверу, чтоб оказался съеден след, вот что там говорится.
– Ну конечно, разумеется. Никому из людей не приходило в голову наносить Мверу на карту, и богам тоже. Ребенок там находился бы в безопасности.
– Всё равно что сказать: находиться в безопасности в аду.
– Бунши привела нас сюда потому, что здесь есть дверь, – говорю я.
– Скажи мне, кто этот ребенок, иначе я дознаюсь сам. Ты ведь знаешь, я не отступлюсь, – говорит он.
– Открывай давай дверь.
– Кто этот мальчик?
– Что-то у вас только и разговоров, что об этом куклёнке, – подает голос префект. – Это из-за него весь сыр-бор?
– Каком еще «куклёнке»? – смотрим мы в недоумении.
– Вы как семья, где все замалчивают какую-то тайну, – смеется Мосси. – В точности такая семейка. Там в доме действительно была найдена кукла, детская игрушка – это при том, что ни одна мать Конгора кукол ребенку не дарит. Здесь это ужасный грех – приучать ребенка к идолам. С другой стороны, не все дети в Конгоре урожденные конгорцы, и кто бы ни порешил семейство Фумангуру, но на одного рука не поднялась… Я полагаю, это тот самый мальчонка, о котором вы здесь судачите, разве нет? Видно, он очень важен, раз за ним охотятся такие… персоны. Я думал, Следопыт мне чего-то недоговаривает, а он и в самом деле не знает.
Мне этот фанфарон нравится. Хотя это не объясняет, зачем он к нам прибился и с какой стати я должна разрешать ему следовать за нами, вместо того чтобы прикончить его здесь.
– Тот, кто ступает за нами, всё так и идет, – произносит О’го Следопыту, который наконец кивает, отступает от нас, складывает перед собой руки и шепчет какое-то заклинание. Антизаклятие Сангомы. Вспыхивает искра и, разделяясь надвое, множится и осыпается, образуя огненный круг размером с дом, после чего гаснет.
– Вот видишь, ведьма: пламя погасло, а двери нет – прежде всего потому, что мы находимся на перекрестье, а здесь никаких дверей не бывает. Я знаю, что ты невысокого звания, но еще несколько дней назад ты, должно быть, видела то, что мы называем порталом, – говорит Следопыт.
– Он у вас хоть когда-нибудь затыкается? – спрашивает Мосси у девушки, и даже она смеется. Улыбаюсь и я, зная, как это выбешивает Волчьего Глаза. Пройдя всего ничего, мы оказываемся на другой дороге, уже не из грязи, а из камня; вместо тепла вокруг ощущается прохлада, а вместо ровной тропинки идет небольшой подъем в гору.
– Это… не Миту и не Конгор, – удивляется Мосси.
– Даже выкормыш Сангомы, когда не скулит как некормленый щенок, способен на большие деяния или хотя бы такие, – говорю я и отъезжаю, оставляя префекта строить девушке глазки и досаждать этим О’го. Видно, я действительно стара, настолько, что перестаю улавливать: даже такой баобаб, как наш великан, способен испытывать теплые чувства к женщине. Я замедляю ход, чтобы Следопыт мог взобраться на мою лошадь.
– Не исключено, что Аеси преследует тебя во сне, – говорю я.
– Во сне я его видел только один раз.
– Сегодня ночью не засыпайте. Ни ты, ни твой судеец.
– Но сон меня уже зазывает, Лунная Ведьма.
– Займи себя чем-нибудь.
– Я знаю, кто этот ваш мальчик, – шепчет Следопыт.
– Ты имеешь в виду, мальчик Бунши, – отвечаю я.
Этой ночью нам никуда не добраться, и мы устраиваем себе отдых в стороне от дороги. Мосси и Следопыт разводят костер, а я, наблюдая за ними, не могу не задаться вопросом, как же начался пожар в Архивной палате. Затем Следопыт, чтобы не заснуть, лезет на всех нахрапом, да так рьяно, что префект в конце концов оттаскивает его, и они уходят к реке, часть пути пробегая трусцой. Я слышу, как он рассказывает магистрату, как у него устроен нюх, и как только он что-нибудь учует, может следовать за ним куда угодно и по морю и посуху; как он, обнаружив впервые этот свой дар, от безумия едва не отсек себе нос, как он может следовать за запахом, пока человек не умрет, и что живые – мужчины, женщины, дети, звери, все-все – пахнут по-разному, но мертвые пахнут одинаково.
Запах мальчонки он уловил в доме Фумангуру, и теперь тот запах тянет его на Юг – то ли в Долинго, то ли куда подальше. Но до этого его запах исчезал с тем, чтобы вернуться более четким, словно бы мальчишка наконец определился, куда ему идти. Теперь, чем дольше они в пути, тем он крепчает, а когда они вошли в эту дверь, то мальчик как будто врезался ему в лицо.
Тут один из них резко вскрикивает, и не успеваю я вздрогнуть, как в реке раздается всплеск. За ним еще один, и болтовня обрывается. В период затишья сложно сказать, гаснет ли костер сам по себе или я просто об этом думаю. Я переворачиваюсь на другой бок и засыпаю, зная – нет, надеясь, – что мой разум для Аеси по-прежнему недоступен. Вокруг что-то слишком тихо.
Лишь сваленная в кучу одежда на краю обрыва удерживает меня от падения. Внизу лунными переливами сонно поблескивает река, а на берегу, раскинув ноги, лежит на спине Следопыт, которого магистрат жадно наяривает, и оба в загадочных лунных бликах.
Двадцать четыре
Резкий толчок сшибает меня с лошади. Удар такой силы, что мелькает мысль: не взбесился ли это мой собственный ветер – не ветер, – вырвав из седла и подбросив в вышину, откуда я плашмя грохнулась на спину так, что отнялось дыхание. Ко мне, проворно спешившись, бежит Венин, но и ее припечатывает так, что она с плачем валится. В этом порыве, чувствуется, задействован не только Якву, их там, должно быть, не меньше десятка, если вообще не общее скопище всех, кого я укокошила. Я силюсь встать, но меня снова валят с ног, а затем чувствуется, как хватают за ноги и волокут через дорогу. Мосси спрыгивает с лошади, выхватывая два своих меча, но его дружно толкают вперед, разворачивая к нему его собственный меч, чтобы он на него напоролся. Следопыт бежит и опрокидывается на спину. Жадные руки на моих лодыжках утягивают меня в буш так быстро, что я не успеваю начертать хоть какой-нибудь нсибиди; нет в голове и заклинаний. Женщина Ньимним не раз говорила мне заучить слова, поупражняться в их произнесении, но я ей так и не вняла. В воздухе витает
