Уклонившись от пики, направленной в него со стороны воды, госпитальер подождал, пока острие пройдет мимо его груди, и ударил алебардой через борт по голове ополченца, над ухом. Удар был не очень точным, но тяжелое лезвие разрубило голову, словно картофелину, и через основание шеи вонзилось в верхние ребра.
Эти псы – не враги, а жертвы.
Переступив через мертвеца, Матиас повернулся к третьему «пилигриму». На корму тем временем прыгнул четвертый – он, вероятно, был еще глупее остальных, потому что его копье украшал цветистый флаг. Третий попытался достать рыцаря полупикой, но Тангейзер отклонился, шагнул вперед и, перехватив алебарду коротким хватом, ударил его в основание шеи. Лезвие отсекло три верхних ребра от грудины и раздробило средостение. Иоаннит выдернул лезвие, и из раны забил фонтан крови. Четвертый «пилигрим» обратился в бегство и теперь взбирался на корму – флаг облепил его голову и плечи. Матиас взмахнул алебардой и отрубил ему правую ступню.
Раненый «пилигрим» выронил древко и опустился на колени на дно лодки, протянув руки к корме ближайшего к берегу плашкоута. Он кричал, умоляя товарищей вытащить его.
Рыцарь посмотрел на «пилигримов», и они остановились. Их было шестеро. Воспользовавшись бортом лодки как колодой для рубки мяса, госпитальер отрубил правую руку знаменосца выше локтя. Остальные ополченцы в ужасе смотрели, как рука падает в реку. Тангейзер отрубил своей жертве и левую руку. «Пилигрим» захлебнулся криком и сполз вниз, после чего Матиас наступил сапогом на флаг, покрывавший его плечи, и прижал его грудь ко дну лодки.
Потом снова посмотрел на шестерых «пилигримов»:
– Это переправа дьявола. Выбирайте другую дорогу.
Первый ополченец развернулся и пошел назад, обходя товарищей.
Рыцарь оглянулся.
Ялик держался рядом с третьим плашкоутом, готовый проскользнуть сквозь заграждение, как только откроется проход. Гриманд крепко держал борт лодки поднятой рукой. Карла смотрела на Паскаль, которая перепрыгнула на заграждение. Девочка заменила Тангейзера и поднимала спонтон, как рычаг, пытаясь вырвать из палубы крепительную утку. Но она использовала лезвие, а не противовес, и иоаннит поморщился, представив, как изгибается сталь, хотя и не мог этого видеть. Сломавшееся лезвие могло причинить Малан серьезные неприятности.
– Паскаль! Стой! – закричал Матиас.
Девушка повернулась и посмотрела на него сквозь дым.
Тангейзер описал рукой круг, показывая, что нужно перевернуть спонтон:
– Другим концом! Противовесом! Лезвие может сломаться, как меч!
Он еще раз взмахнул рукой, повторяя свой жест. Впрочем, это было не так уж важно. С помощью алебарды он вытащит утку за две минуты, а побоище, которое он устроил на сорока футах лодочных палуб, позволило ему выиграть гораздо больше времени. Рыцарь опустил руку:
– Стой! Оставь это мне.
Паскаль отошла от утки и встала, опираясь на спонтон.
Сзади послышался голос, перекрывавший истошные крики знаменосца с отрубленными руками:
– Ради Христа, позвольте нам забрать бедного Жана!
Тангейзер повернулся.
Причал, берег и площадь за спиной шестерых ополченцев были заполнены «пилигримами». Наконечники пик сверкали в свете факелов и луны. С десяток человек спускались по лестнице на берег. На верхних ступеньках, в восьмидесяти футах от Матиаса, появилась массивная фигура в блестящей кирасе. Капитан Гарнье смотрел на мальтийского рыцаря. И все остальные, несколько десятков человек, тоже смотрели на него.
Он снял ногу с раненого Жана и повернулся к заговорившему с ним мужчине:
– Скажи, это не священное ли знамя святого Иакова?
– Да, и мы сражаемся за него. Мы не отдадим его ни вам, ни дьяволу.
– Если бы ты хотел сражаться, друг мой, то сражался бы.
Госпитальер нагнулся за полупикой, и все шестеро его противников попятились к причалу.
– Бедный Жан остается здесь, со мной и дьяволом. Знамя тоже, – заявил Матиас.
Он пронзил флаг на спине Жана, пригвоздив его к днищу лодки. Потом рыцарь поднял взгляд на шестерых «пилигримов». Никто из них не осмелился посмотреть ему в глаза, и он повернулся к крепительной утке.
Юсти перебрался на плашкоут и, миновав Паскаль, двинулся к нему сквозь дым.
Тангейзер удивленно моргнул. Что задумал этот мальчишка?
– Юсти! Стой там! Я иду! – закричал иоаннит своему юному другу.
Он шагнул вперед, вытянув руку, чтобы остановить поляка. Но парень приближался, бледный от потери крови, решимости и страха, словно охваченный желанием погасить злобу, в которой тонул весь мир, – погасить своим телом, как гасят огонь песком. Казалось, что для него в этом заключается искупление грехов. Юноша был прекрасен – в отличие от мира. В руке он сжимал меч Матиаса.
Рыцарь бросился к нему:
– Юсти! Стой! Иди назад! Назад!!!
Поляк встал на кормовую банку, чтобы переступить на нос следующего плашкоута и взмахнул здоровой рукой, пытаясь сохранить равновесие. По эту сторону цепи край борта блестел от свежей крови. Башмаки мальчика тоже были в крови, и его правая нога, коснувшаяся носа лодки, скользнула вперед. Вторая рука, которой мешало нормально действовать пробитое плечо, дернулась. Если бы не рана, молодой гугенот удержался бы на ногах, но боль сделала его тело непослушным. Неловко повернувшись, Юсти упал в реку, ниже по течению, и исчез под водой.
Тангейзер в два прыжка преодолел расстояние до носа лодки, бросил алебарду и перегнулся через борт. Лук Алтана врезался ему в грудь. Над водой появилась рукоять меча, и госпитальер, протянув руку, схватил ножны и потянул их на себя. Показалась рука Юсти, затем голова и плечи. Он хватал ртом воздух. Рука мальчика заскользила по ножнам – течение пыталось унести его. Охваченный отчаянием, Матиас закричал ему в лицо:
– Хватайся, парень! Держись крепче!
Потом он почувствовал, как задрожал корпус лодки – в нее прыгнули «пилигримы». Послышался звук приближающихся шагов. Тангейзер схватил рукоять меча и снова крикнул:
– Я вытащу меч! Держись за ножны, как за веревку!
Им обоим будет легче удерживать мягкую кожу ножен. Иоаннит вытащил меч и, убедившись, что Юсти держится за него, оглянулся. Оружия рыцарь не показывал – во время схватки инстинкт у него всегда опережал разум.
Первый «пилигрим» занес меч над головой и пробирался среди тел на дне лодки. За ним шел ополченец с пикой, острие которой торчало в двух футах впереди первого, справа от него. Разумный боевой порядок, оценил Матиас, а по сравнению с его собственной позицией просто превосходный. Но если с силой отбить пику второго «пилигрима», ее древко прижмется к боку первого и заставит его отклониться в сторону, хотя и совсем немного.
Тангейзер взмахнул мечом слева направо, над острием пики, направленной ему в ребра, и одновременно вскинул ногу, ударив ребром ступни по древку снизу вверх. Пика прошла в нескольких дюймах от его головы, а меч вонзился в подмышку первого «пилигрима», разрубив его ключицу. Мышцы груди и спины отделились от руки, и раненый повалился набок, выпустив меч из разжавшихся пальцев. Госпитальер по инерции развернулся и широко раскинул руки, и ополченец с пикой упал на него, прижав своим весом к борту.
