Когда сыну Вирджинии исполнилось десять дней, а страницы газет были заполнены новостями о высадке в Нормандии, окутавшее Лондон сомнительное спокойствие было нарушено. В небе появились летающие снаряды – эти маленькие уродливые карикатуры на самолет, которые, дымя, с гудением пролетали над крышами, потом внезапно замолкали, исчезали из виду и глухо взрывались. Они прилетали днем и ночью, через короткие неравные интервалы, падая наугад и далеко, и поблизости. Все это было совсем не похоже на сцену боев во время блица с их драматическими картинами атак и обороны, их потрясающими разрушениями и ревущими пожарами, их передышками, когда давали отбой воздушной тревоги. Здесь враг не рисковал жизнью своих людей. Это было безличным, как чума, как если бы город наводнили огромные злобные насекомые. В те минувшие дни, когда «Черепаха» исчезла в пламени, а маршал авиации Бич прятался под бильярдным столом в «Беллами», моральный дух в клубе, как и всюду, был высок, как никогда. Теперь в этом клубе лица у всех были мрачные. В баре гул пролетавших снарядов слышен не был, но зато в кофейной гостиной, высокие окна которой (заклеенные крест-накрест липким пластырем) выходили на Сент-Джеймс-стрит, одного проезда по улице мотоцикла было достаточно, чтобы головы поворачивались на звук и наступала тишина. Джоуб храбро стоял на своем посту в помещении для швейцара, однако его самообладание требовало теперь куда более частого подкрепления спиртным. Члены клуба, на имевшие определенных обязанностей в Лондоне, начали исчезать. Элдерберри и Бокс-Бендер решили, что наступило время заняться местными делами в своих избирательских округах.
Генерал Уэйл сделал беспрецедентный шаг, переселившись в бомбоубежище. Строительство бомбоубежища обошлось очень дорого, в нем находились средства связи и кондиционеры воздуха, но оно никогда до этого не использовалось. В штабе особо опасных операций сложилась традиция не обращать внимания на воздушные тревоги. Однако теперь генерал Уэйл приказал поставить в убежище кровать и проводил в нем не только все ночи, но и все дни.
– Если мне позволено сказать, сэр, – решился Йэн Килбэннок, – вы выглядите не совсем хорошо.
– Откровенно говоря, Йэн, я не ощущаю этого. В течение двух лет я не побывал в отпуске ни одного дня.
«У этого человека сдали нервы, – решил Йэн. – Теперь его можно покинуть без всякого риска».
– Сэр, – начал он, – если вы не возражаете, я подумываю обратиться с просьбой о назначении за границу.
– И вы тоже, Йэн? Куда? Как?
– Сэр Ральф Бромптон считает, что мог бы добиться посылки меня военным корреспондентом на Адриатику.
– А какое отношение имеет к этому он? – спросил генерал в приступе слабого раздражения. – С каких это пор назначение на военные должности стало его обязанностью?
– По-видимому, у него есть там какие-то связи, сэр.
Генерал Уэйл уставился на Йэна унылым, непонимающим взглядом. Два-три года назад, даже шесть месяцев назад обращение к нему с такой просьбой вызвало бы взрыв ярости. А теперь генерал только глубоко вздохнул. Он посмотрел на шероховатые бетонные стены своего убежища, на молчащий телефон с автоматическим шифровальным устройством и подумал, что он подобен прекрасному и бесплотному ангелу, напрасно машущему в пустоте своими блестящими крыльями.
– Что же я здесь делаю? – спросил он. – Зачем я прячусь здесь, если единственное, чего я хочу, – это умереть?
– Анджела, – сказала Вирджиния, – тебе лучше бы уехать тоже. Теперь я могу справиться сама. Право, и нянечка Дженни мне больше не нужна. Послушай, а не могла бы ты забрать с собой в деревню и ребенка? Старая нянюшка, конечно, справилась бы с ним…
– Вероятно, она охотно согласилась бы, – сказала Анджела Бокс-Бендер. Несмотря на сомнения, она была готова выслушать доводы Вирджинии. – Беда только в том, что у нас просто не хватит места еще для одного взрослого.
– О, я вовсе не собираюсь ехать. Если освободится детская, Перегрин будет счастлив остаться со мной и миссис Корнер. Миссис Корнер будет на седьмом небе, когда все уедут. (Между приходящей нянечкой и домашней прислугой существовала нормальная неискоренимая вражда.)
– Это поразительно бескорыстно с твоей стороны, Вирджиния. Если ты действительно считаешь, что так лучше для Джервейса…
– Я действительно считаю, что для… для Джервейса это самое лучшее.
Итак, все было улажено. Вирджиния с комфортом восстанавливала свои силы под звуки гудевших над головой снарядов и каждый раз, когда выключался двигатель очередного самолета-снаряда, задавала себе вопрос: не этот ли ударит сейчас сюда?
8
Никакого предупреждения о прибытии важной персоны Гай не получал. О том, что готовятся к чему-то важному, он узнал только тогда, когда в темноте, предшествовавшей зажиганию огней вдоль посадочной полосы, рассмотрел, что для встречи самолета собирается целая группа, в том числе генерал и комиссар. Когда зажглись огни, Гай увидел здесь и представителей русской миссии. Когда самолет остановился и распахнулись двери, из них вынырнули шесть фигур в боевом обмундировании. Партизаны немедленно окружили их, крепко обнялись с каждым и отвели их в сторону.
Командир эскадрильи начал руководить выгрузкой запасов. Их оказалось немного – продовольствие, почта и довольно много канистр с бензином, – и предназначались они главным образом для британской миссии.
– Что, по-вашему, я должен делать со всем этим? – спросил Гай у пилота.
– Подождите, узнаете. Там еще джип должны выгрузить.
– Для меня?
– Э-э, нет, для вашего майора.
– А у меня есть майор?
– Разве вам не сообщили? Они же радировали, что прибывает майор. Никогда не говорят мне имен. Вон он там, вместе со всей компанией.
Крепкие, старательные партизаны, соорудили сходню и осторожно скатили на землю автомашину. Через некоторое время кто-то очень уж английским голосом спросил:
– Есть здесь Гай Краучбек?
Гай узнал голос.
– Франк де Сауза?
– Что, не рады мне? Сообщение о моем прибытии вы, наверное, получите в завтрашней радиопередаче. Решение отправить нас было принято в последнюю минуту.
– Кого же еще?
– Объясню позже. Боюсь, «дядюшка», что в вихре войны я стал теперь вашим командиром. Будьте добры, присмотрите за грузом, хорошо? Мне предстоит всю ночь разговаривать со штабом и президиумом.
– С кем?
– Я так и думал, что удивлю вас. Обо всем этом поговорим завтра. Бигою, к вашему сведению, предстоит стать весьма популярным курортом. Мы будем творить здесь историю, «дядюшка». Я должен отыскать подарок генералу, он лежит в моем чемодане. Подарок может помочь укрепить антифашистскую солидарность.
– Он склонился над небольшой грудой багажа, отстегнул какие-то ремни и выпрямился, держа в каждой руке по бутылке. – Скажите кому-нибудь, пожалуйста, чтобы привели все вещи в порядок. И пусть отнесут их туда, где я буду ночевать.
