чёрного журавля со сломанным крылом. Постоял минуту по стойке «смирно» в знак памяти и уважения, поскольку сам тоже прыгал с парашютом. Правда, у меня пока только четыре прыжка. Но Зофи успела меня снять, смотрите, мисс Челия, за памятником над моей головой видны золотые купола Марии Магдалины, а справа в кадр попал краешек зелени Гефсиманского сада.
На следующий день из Иерусалима на междугородном автобусе мы самостоятельно съездили на Мёртвое море, взяли на берегу по бутылочке воды и целебной грязи, которая очень тяжелая. С этой грязью при вылете был эпизод на таможне. Грязь непрозрачная при контрольном просвечивании. Можно было предположить, что я везу в бутылочке наркотики. Испугался, что меня заставят выдавить грязь. Попробуй потом пальцем собрать её обратно. Но девчонка-таможенница только глянула на меня, на пузырёк, и махнула рукой — проваливай и не задерживай. Разумно. И в самом деле, я не ввожу, а вывожу, какая здесь опасность для страны? И я нимало не похож на перевозчика контрабандных бриллиантов. Это на лице моём написано самыми крупными литерами.
На Мёртвом море было по-настоящему жарко, плюс тридцать два — в октябре — по Цельсию. И влажненько. Море лежит в самой глубокой на земле впадине, немного глубже четырёхсот метров. Да-да, ниже уровня мирового океана. Шоссе после ответвления, мне помнится, если не ошибаюсь, к Араве, а в Израиле, отвлекусь, в семидесятые годы выпускался маленький грузопассажирский самолет «Арава» израильской же разработки, шоссе всё время спускается, периодически стоят указатели-отметки «150 метров ниже уровня океана», «300 метров ниже…» и так далее. Мёртвое море отступает, сужается, мелеет, поскольку Аравийский полуостров отодвигается от Синайского и растягивает долину в ширину. Земли, с которых отступило Мёртвое море, израильтяне выщелачивают, многократно промывают и потом сажают рощи из банановых и финиковых пальм. До места бывшего города Содома на самом юге моря мы не доехали, были примерно на середине длины моря, в Эйн-Геди. Граница с Иорданией проходит с севера на юг по середине Мертвого моря, хорошо видимый тот берег — Иордания.
Плавать в этом море невозможно, концентрация соли дикая, вода очень плотная, тяжелая, а из-за жидких асфальтовых компонентов маслянистая, как глицерин. Грубо говоря, три килограммовых пачки соли на ведро тёплой воды — вот что такое вода Мёртвого моря. Прозрачная, все камни на дне видны.
В воде пытаешься поплыть, но валишься с живота на бок, потом на спину, поскольку центр тяжести тела выше, если не уровня воды, то точки приложения выталкивающей силы. Поэтому тебя валит и переворачивает. На животе ловишь себя на том, что ноги согнуты и самопроизвольно поднялись из воды кверху, а усилия рук по поддержанию себя в привычном положении в воде быстро надоедают. Лучше лежать на воде спиной, причём, и ноги почти целиком, и лопатки уже возвышаются над водой, а в воду, кажется, погружён только таз.
Лёжа в воде Мёртвого моря, я думал, что по ртути мог бы идти, погружаясь, наверное, если и выше щиколотки, то намного ниже колена. Христос, стало быть, настолько облегчал вес Своего Тела, что ступал, не погружаясь, по самой поверхности воды. И я вспоминал Генисаретское озеро, каким мы его видели, и пытался представить себе, как по водам этого озера шествовал Христос. Сейчас известно, что облегчать вес тела могут индийские йоги, тибетские ламы, православные подвижники, как, например, был способен парить в воздухе во время вдохновенной молитвы преподобный Серафим Саровский, а также умеют это некоторые сибирские шаманы и, наверное, ещё кто-нибудь.
А в Мёртвом море удобно чуть подгребать ладонями, и плыть задом наперёд, как на лодке. Нырять не выйдет. Лицо, нос и глаза не мочить, в рот воды не брать, чтобы не обжечь слизистую. Для полоскания при ангине воду надо разбавлять раз в сорок, если не больше, тогда она начинает напоминать обычную морскую, которая, кстати, в Средиземном море гораздо солонее, чем в Чёрном, щиплет глаза, и, тем более, солонее, чем в почти пресном Балтийском. И лежать в воде Мертвого моря можно недолго, на малейших потёртостях быстро возникает раздражение кожи. Кажется, что не утонешь, но спасатели даже на диком пляже следят, чтобы дальше метров шести не отплывали. Человек может потерять сознание, его ветром погонит по водной поверхности, как бумажный кораблик, а плыть к нему неудобно. Здесь пригодилась бы техника на воздушной подушке, но проще не уплывать.
На самом берегу от солнца укрыться негде, тот пляж неподалёку от Эйн-Геди был ещё не подготовленный, зато бесплатный, поэтому обернулись мы быстро, всего за полдня.
Снова побежали в лавки в Арабском квартале, за сувенирами для родных, поскольку не успевали даже повыбирать, как следует, подарки, потом, со всей поспешностью, в гостиницу. Правда-правда, передвигались мы уже в спешке, почти бегом.
— Снимки и видео действительно прекрасные. Вы всё ещё волнуетесь, когда с таким тёплым чувством говорите об Израиле, — сказала Акико. — И с восхищением. Это чувствуется. Дорогие воспоминания?
— Да, ведь хотя бы только взять, да и оказаться в Иерусалиме — самого дорогого стоит, что ни есть на земле, — взволновался Кокорин, — если понимаешь, куда судьба тебя привела, и что вот оно, Богом назначенное Сердце Мира! Не только для христианина нет на земле места дороже святого ложа Христова. Лишь в Храме Гроба Господня можешь губами прикоснуться к камню, где вот уже две тысячи лет высвечиваются очертания Его тела.
У не очень религиозной Зофи самопроизвольно, водопадом, выбило слёзы в Гробнице Христа. Да и у меня тоже, признаюсь, влажная дымка поплыла перед глазами… А ведь наперед мы абсолютно не знали, что увидим, и не ожидали, что с нами там произойдёт. Это всё непередаваемое. И очень личное. Во Гробе мы не снимали, но это должно быть понятно и простительно, показать не могу. Нечего. Хорошие снимки есть в путеводителе, придёте в гости к нам, покажем. Побывайте в этой стране сами, почувствуйте, где вы чудесным образом оказались. Ведь это поистине Святая Земля, сравнить с ней нечего — на ней живы: тридцать пять веков иудаистская религия, двадцать веков христианство, почти четырнадцать веков ислам.
Каждый камень намолен миллионами паломников, да и своими верующими, считайте, до состояния святости. Там невероятно высокая энергетика повсюду, а в Иерусалиме в особенности. Весь день на ногах, а хочется без остановки ходить и ходить по городу ещё и ещё. И всю ночь тоже ходить, а назавтра снова с рассвета ходить и смотреть, без передышки, бесконечно. Забываешь есть и спать. Не за тем приехали. Но даже об этом как-то
