причине и о душе. Хотя оба слова имеют самое общее значение, бывают разные типы причин и разные типы душ.
Что касается причин, необходимо различать 1) окончательную причину, или рациональную цель, то, что тянет вперед; 2) мотив, или целесообразную причину; 3) формальную причину; 4) материальную причину. Проще говоря, первые три группы можно назвать формальными причинами, которые противопоставлены материальной причине. Причины 1 и 3 типов иногда представлены одним и тем же словом, logos. Однако часто приходится разделять окончательную причину и формальную причину в строгом смысле слова, как мы разделяем будущее и настоящее.
Самое общее определение души содержится в трактате «О душе»: «Таким образом, душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью»[144]. Все живые существа обладают питательной душой (душой, которая управляет их питанием и их материальной жизнью); вдобавок у всех животных имеется чувствующая душа, которая позволяет им чувствовать; у некоторых высших животных имеются душа, вызывающая аппетит, и двигательная душа; вдобавок у людей есть рациональная душа. Все эти души – части (или способности) души. Иными словами, можно сказать, что душа живого существа становится все более и более сложной по мере того, как мы поднимаемся вверх по шкале относительного совершенства. Вершина достигается в высшем существе – человеке. Как бы там ни было, душа принадлежит телу и не может быть отделена от него (как думали пифагорейцы). Душа неотделима от тела, но это его форма или реализация (энтелехия, реальность). Каждое живое существо одушевлено; то есть каждое живое существо состоит из материи и формы. Ср.: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою»[145].
Телеология Аристотеля была того ограниченного вида, который Бергсон называл доктриной внутренней завершенности; в случае каждой отдельной личности все части объединены ради величайшего блага целого и с умом организованы ввиду такой цели, но безотносительно к другим личностям. Учение это в целом принималось до того, как Дарвин выдвинул свою теорию естественного отбора (1859). Тогда появилась возможность расширить телеологию в доктрину внешней завершенности; с отдельной личности или вида распространить ее на все личности и все виды, составляющие большую сущность, то есть всю жизнь.
Телеология Аристотеля выражена формулой «Природа никогда не производит ничего ненужного». Вот почему телеология не занималась рудиментарными органами, которые можно истолковать только с точки зрения «эволюции», то есть применительно не к отдельной личности, но к большой их совокупности. Природа ничего не делает без цели. Но какова цель каждой отдельной личности? Ее цель раскрывается деятельностью, главным образом лучшими и конечными ее плодами.
Классификация душ по возрастанию сложности, данная Аристотелем, подразумевает веру в существование «лестницы природы», и это убеждение очень четко выражено Аристотелем в «Истории животных»:
«Природа переходит так постепенно от предметов бездушных к животным, что в этой непрерывности остаются незаметными и границы, и чему принадлежит промежуточное. Ибо после рода предметов бездушных первым следует род растений, и из них одно от другого отличается тем, что кажется более причастным к жизни, и в целом весь род растений по сравнению с другими телами кажется почти одушевленным, а по сравнению с родом животных бездушным. Переход от них к животным непрерывен, как было сказано раньше: относительно некоторых животных в море можно сомневаться, животное это или растение. Они приращены, и многие из них, будучи отделены, гибнут, например, пинны приращены, а морские черенки, если их вытащить [из песка], не могут жить; и вообще весь род черепокожих по сравнению с передвигающимися животными выглядит как растения. Также относительно ощущений: одни не обнаруживают никаких, другие в смутном виде. У некоторых природа тела мясоподобная, как у так называемых асцидий и рода акалеф; губка же всецело похожа на растения. Всегда одни имеют больше жизни и движения по сравнению с другими на очень малую величину. И относительно жизненных действий дело обстоит таким же образом, ибо у растений, по-видимому, нет иного [жизненного] дела, кроме как производить другое, подобное самому себе, что происходит через семя; равным образом и у некоторых животных нельзя усмотреть иного дела, кроме порождения; поэтому такие действия общи всем. Когда же присоединяется ощущение, жизнь их [начинает] различаться как вследствие наслаждения, [получаемого] от соития, так и вследствие родов и выкармливания детей. Одни существа просто, как растения, выполняют в определенные времена года присущее им размножение, другие заботятся также и о пище для детей, когда же выкармливание закончено, оставляют их и не имеют уже с ними никакого общения; иные, более понимающие и причастные памяти, больше и более общественным образом заботятся о потомках.
Итак, одну часть жизни у них составляют действия, относящиеся к деторождению, другую – заботы о пище; на эти же вещи направлены все их старания и образ жизни. Виды пищи различаются главным образом по веществу, из которого она состоит, так как рост каждого животного происходит согласно природе за счет пищи. То, что соответствует природе, – приятно, и все стремится к наслаждению, соответственно природе»[146].
Интересно, что у Аристотеля «лестница природы» не обязательно подразумевает эволюцию, так как эта «лестница» может считаться неподвижной, и представление о постоянстве видов вполне совместимо с ней. «Лестница» нравилась средневековому воображению, особенно в мусульманском мире. Арабские ученые часто говорили о ней, а ученым с мистическими склонностями нравилось думать о неизменной лестнице или цепи, которая ведет от минералов к растениям, от растений к животным, от животных к людям и от людей – к Богу. «Лестница природы» была средством, которое иллюстрировало основополагающее единство и порядок природы. Она подразумевала классификацию, но на ней Аристотель не остановился. Он признавал около 540 видов животных; такое количество может показаться смехотворно малым современным систематикам, но в его эпоху было огромным. Родство многих животных столь наглядно, что они группируются как бы сами по себе. Однако полная классификация подразумевает большие трудности. Аристотель столкнулся с этими трудностями и многие из них разрешил. Так, его не обманула рыбообразная форма китообразных, и он признал в них млекопитающих. Несмотря на доступность его зоологических трудов на латыни для западных стран начиная с XIII в., средневековые ученые не обратили внимания на его верную классификацию китообразных. О ней забыли до 1551 г., когда ее заново открыл П. Белон, описавший плаценту китообразных. Ясно, что Аристотель посвятил значительное время обдумыванию проблем классификации. Он доказал, что необходимо проявлять осторожность и не обманываться очевидным сходством, например вызванным гомологией (кости и рыбий хребет, чешуя и перья, ногти и копыта), с подлинным сходством, благодаря
