скажу, кто такая?» Машина снова поцеловал скрещенные пальцы:
«Богородицей и покойной маменькой». Тощий еще раз огляделся. «Она секретарша адвоката по фамилии Сампьетро. Он бандит почище нас двоих, вместе взятых. Сейчас ведет того мужика, которого ты порешить хочешь». Машина впечатлился: «А ты откуда такую тетку знаешь?» — «А я — ты не смотри, что скромный, — в высшей лиге играю. Сказал же, работаю за процент. Работа у меня такая — шишек сводить».
На этом он распростился. Кто бы мог подумать, что этот червяк такие связи имеет в преступных джунглях. «Я как телефонная станция, бро, — сказал он Машине перед уходом, — через меня все кабели в этом свинарнике проходят». А потом зашагал прочь и вскоре затерялся среди продавцов из «Гуччи» и «Дольче Габбана».
Машина ускорился. Сказала же старуха: скоро съедут в Гватемалу. Надо побыстрее вечеринку забабахать. Он вызвонил свой киллер-квинтет и велел всем подъехать в бутербродную на Пералвильо. Собрались они все в предвкушении: босс скоро даст отмашку. Сели за стол. Машина времени не терял. В интернет-кафе пробил по гугл-картам адреса. Каждый распечатал в шести экземплярах и раздал. Первой он решил прикончить подружку. Пусть Хосе Куаутемок, сука, помучается, как он мучился из-за Эсмеральды. Сделал чертеж на карте: «Вот в этом доме сученька его живет. Вы двое поодаль так встаньте и высматривайте, нет ли какой движухи. Как только ее увидите — расстреливайте на хрен. А вы двое по углам, на случай если их подстрелят. Тебя на конвой бросаем. И не раздумывать мне. Бабу убиваем сразу. Один в голову, а когда упадет — всю обойму разряжаем. И попробуйте мне только не добить».
Медлить больше было незачем. Боевые псы рвались в атаку.
С револьвером в руке я помчалась через баскетбольные площадки. Прямо под корзиной стояла полуразобранная машина. Раздались два выстрела. Пули чиркнули по кузову. Я обернулась на бегу. Те два типа из «куру» бежали за мной.
Не знаю, было так с тобой, Сеферино, или нет, но говорят, что, когда ты на грани гибели, картинки из прошлого сыплются на тебя неудержимой лавиной. За пару секунд твоя жизнь разделяется на фрагменты, и ты просматриваешь ее задом наперед. Со мной произошло наоборот. Когда я увидел прямо наставленное на меня в упор дуло пистолета, передо мной предстали образы будущего. Заново обретенная благодаря воссоединению с Хосе Куаутемоком жизнь расстелилась дорогой, по которой мне никогда не было суждено пройти.
Какой смысл бежать, если они оказались порознь? Сколько бы брат и адвокат ни уверяли, что так лучше, он сомневался. Одиночество добьет его. Ему нужна она, ее нагота, ее слова, ее ласки, ее поцелуи, ее глаза. Ничто не могло заменить ее присутствия.
От лязга пуль о кузов машины в окна выглянули соседи. Я закричала: «Помогите!», но они задернули шторы. Я припустила. Револьвер дрожал у меня в руке. Я снова обернулась: преследователи были медленнее меня, я начинала отрываться.
Дон Отелло перехватил сигнал рации. Несмотря на помехи, слышно было, какой сладкий голосок у этой бабы. Машина возбудился, как только услышал. Она же красотка. Высший класс. По крайней мере, на фотках. И вляпаны оба по уши. Прям огонь. Если бы он не нацелился задать им свинца, передернул бы на месте, пока слушал, какую они похабень друг дружке заливают. Высококачественное порноаудио. В исполнении будущих трупов. Потому что убьет он их непременно. Потом он перешел на частоту конвоя. «Беркут на базу два». Никакой фантазии. Почему босса всегда называют этой идиотской кличкой — Беркут? «База два» — дом, где держат бабенку. Скоро конец настанет порноаудио и всяким красивостям по рации. Даже жаль.
Я увидел будущее. Вдохновленный историей любви Марины и Хосе Куаутемока, пожелал собственной истории любви. Задумался о жене и детях. О женщине, с которой я мог бы говорить после работы. А лучше, мы бы вместе работали. О ком-то, кто пресек бы мою склонность уничтожать других и — чего уж там — самоуничтожаться. О ком-то, кому я мог бы доверять, кого я мог бы обнимать, перед кем мне не стыдно было бы плакать, с кем я мог бы просто быть рядом. Да, вот так просто, папа: быть рядом. Завести детей, видеть, как они растут, брать их на руки, кормить, воспитывать, любить. Возвращаться домой, к семье, к любви. Ах, любовь!
Слушая Марину, он всегда закрывал глаза. Хотел запомнить ее голос, если вдруг больше никогда его не услышит. Он сознавал, что каждый раз мог стать последним. Демоны давно вырвались наружу и не замедлят явиться за ними.
Снова выстрелы. Пули свистели рядом со мной. Четко прорывали воздух. Почему полиция стреляет по мне? Я бежала дальше, через какой-то заросший пустырь. Кругом валялись битые пивные бутылки, грязные подгузники, пластмассовые куклы без рук, давленые алюминиевые банки, пакеты, пожелтевшие газеты. Пожалуйста, пусть меня убьют не здесь. Я ускорилась, чтобы убраться с пустыря. Грохот не умолкал, пули сзади рикошетили по стенам. Нет, я не хочу умирать. Только не здесь.
Дон Отелло позвонил своим на «цуру»: «Псина идет на псарню. Если нужно будет завалить обсоса в костюме, валите. Это братан нашего факин уебыша». Они там в «цуру», пока ждали, пялились, пуская слюни, на телок с сиськами, надутыми велосипедным насосом, в журнале «Теленеделя», но тут оживились. Через минуту богатенький типок зашел в дом. Шифруется. На супертачках не разъезжает. Хорошая машина, но ничего из ряда вон выходящего. Охранники на расстоянии, всего парочка. Один за шофера, второй припухает на углу, типа не при делах. «Так, сейчас смотри в оба. Скоро начнется», — сказал один киллер другому. Они вскинули пушки и приготовили обоймы. По семь пуль, чтоб точно не промахнуться.
В отблесках будущего я увидел: мои дети в кюветках в роддоме, а я через стекло строю им рожицы, стараясь привлечь внимание. Увидел, как ношу их на руках, кормлю из бутылочки и тихонько пою, пока их утомленная мать спит. Увидел, как они произносят первые слова, делают первые шаги. Увидел, как они рассказывают мне про школу. Увидел, как я играю с ними в футбол и поддаюсь. Она, моя невидимая жена из будущего, стоит в отдалении и улыбается. Я время от времени подбегаю поцеловать ее и сказать, что люблю. Дети зовут меня обратно: мол, кончай
