него, я понадеялась увидеть улыбку, но… мне показалось, что его передернуло. И уж точно не от умиления.
— Она совсем на меня не похожа.
— Но, Диего… — сглотнув, я удивленно посмотрела ему в глаза. — Ведь она и не могла…
— Мальчика ты родишь от Кима, — жестко сказал он, не отводя взгляда.
Я обомлела. А в следующий миг услышала недовольный вскрик ребенка: я прижала девочку к себе так сильно, что ей это не понравилось.
— Нет.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Я долго потакал тебе и твоим капризам. Но больше не намерен. Как только ты оправишься после родов, Ким…
— Нет, — мои ноздри раздулись, а глаза сузились. — Даже не думай об этом.
— Ты не будешь командовать в этом доме. А будешь делать то, что велит тебе муж.
— Ах вот как.
— Да, вот так.
Гнев придал мне решимости, хотя руки затряслись, и я ничего не могла с этим поделать.
— Ну так слушай еще раз, что я тебе говорю: нет!
— Да! — с нажимом произнес Диего и даже слегка наклонился надо мной, будто так я могла его лучше слышать. — Если ты хочешь растить этого ребенка сама…
— Не смей мне угрожать!
— Иначе что? — вздернул подбородок Диего.
— Иначе я потребую развода.
Мое сердце бешено заколотилось, разгоняя по телу кровь. Я могла бы поклясться, что в эту минуту мои вечно бледные щеки порозовели от злости.
— Ты… ты… не посмеешь!
— Еще как посмею!
Диего выпучил глаза, полные ненависти.
— Я… я… я убью твоего раба!
Меня затрясло не на шутку. Девочка, почуяв мой гнев, расплакалась. Лей сунулась было на крик, но войти не посмела и вновь закрыла за собой дверь.
— Тогда тебе придется убить и меня, — жестко заявила я. — Иначе вся Кастаделла узнает о том, кто ты таков и как поступил со своей женой. Клянусь, я пойду на это, если ты тронешь моего ребенка или Джая!
Диего в изумлении открыл рот, но тут же закрыл его. Я заметила, как побагровела от гнева его шея под безупречно белым воротничком рубашки.
Я уже знала, что победа будет за мной, чего бы мне это ни стоило. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой сильной.
— И запомни, дорогой, — продолжила я, понизив тон. — Если ты все еще хочешь наследника, то отцом будет Джай, и никто другой.
Сжав кулаки, Диего бросил полный ненависти взгляд на плачущего ребенка, развернулся на каблуках и зашагал к двери.
— Постой.
— Чего ты еще хочешь от меня? — обернулся он через плечо.
— Хочу видеть Джая. Сегодня же. Здесь. И без оков.
====== Глава 45. Долг платежом красен ======
После зноя южного дня в темноте и сырости подземелья меня пробивает озноб. Время не ощущается — сколько я уже здесь? День? Два? Вечность?
Скрученные в запястьях руки, вздернутые высоко над головой на железный крюк, давно онемели. Ног не чувствую тоже, от ступней до самых колен: от холода они стали будто чужие.
Зато пульсирующая боль пониже спины напоминает о том, что я все еще жив.
Прислоняюсь лбом к холодному, сырому камню и вновь сотрясаюсь неконтролируемой дрожью. Что будет дальше? Они оставят меня гнить в этом подземелье, без одежды, еды и воды? Или все же казнят на глазах у всех, без права в последний раз увидеться с Вель?
Что будет с ней? Кто защитит ее от самодурства муженька-сенатора? Что будет со Зверем, когда он узнает, что план сорвался — по моей глупости? Что будет с остальными, кто верит и ждет?
В мучительных размышлениях, конвульсиях от озноба, вспышках боли и вони от собственных нечистот проходит еще время — сколько? Дни? Месяцы? Годы?
Наконец громыхает засов, и я подбираюсь всем онемевшим телом. Пытаюсь пошевелить пальцами — не уверен, что мне удается.
— Это я, — слышится женский голос.
Поворачиваю лицо и жмурюсь от света — слишком яркого, как для обычной масляной лампы.
Лей не одна. С ней безмолвные рабы, которые отцепляют меня от крюка. Руки, как плети, падают вниз, и из груди вырывается стон болезненного облегчения. Лей прикладывает к моим губам кувшин и помогает напиться.
— Идти сможешь? — интересуется она скупо.
Руки мелко трясутся: застоявшаяся кровь заново наполняет жилы, и в меня будто впивается целый рой ядовитых муравьев. Делаю шаг. Еще один. Колени предательски дрожат, но раз я держусь на ногах, то уже не позволю себе упасть.
— Куда?
— За мной, — коротко отвечает она и ловко повязывает вокруг моих бедер бесцветную тряпицу.
Грубая ткань задевает подсохшие, но все еще саднящие раны, и я вновь закусываю и без того распухшую губу.
Лей выводит меня из подземелья, ведет коридорами в заднюю часть дома к неприметной каморке. Рабы-стражи остаются снаружи, а мы заходим внутрь.
— Ложись, — она кивает на широкую лавку. — Лицом вниз.
— Зачем?
— Делай что говорю, — раздраженно поводит головой и пододвигает к лавке ведро.
Я повинуюсь и укладываюсь на живот, опустив голову на скрещенные руки. Лей сдергивает с моих бедер тряпье, и я со свистом втягиваю воздух.
— Сам виноват. Зачем дразнил тигра, а?
Я молчу, уткнувшись лицом в запястья. Ловкими движениями она начинает обмывать меня, словно покойника. В каморке тепло, и вода теплая — влажные прикосновения к спине и плечам приятны. К телу возвращается чувствительность, и время от времени оно сотрясается от конвульсивной дрожи. Становится хуже, когда Лей принимается промывать едва затянувшиеся ссадины на заду. Прикосновения аккуратны, но лишены нежности.
— Как она? — наконец разжимаю губы.
— Хорошо.
— Правда? — поворачиваю голову в надежде увидеть лицо истязательницы.
— Правда, — она укоризненно зыркает на меня темными провалами глаз и отжимает тряпицу. — Помучилась изрядно: ребенок для нее крупноват. Я ожидала худшего, но… все получилось на удивление удачно.
Пытаюсь представить Вель с перекошенным от долгих мучений лицом, и меня передергивает.
— Она кричала?
— Нет, — усмехается Лей, и ее суровое лицо, перечерченное тонкими шрамами, на мгновение озаряется светом. — Бедняжка. Из-за боли она и дышать-то толком не могла, не то что кричать. Но она оказалась крепче, чем выглядит.
— Как… девочка?
— Ты уже знаешь? — вновь хмыкает Лей, нещадно протирая мой горящий зад. — Спокойная и прожорливая. А главное — здоровая.
Пытаюсь представить себе дочь Вель. Свою дочь. Думать о ней так до дикости странно. Мне случалось видеть младенцев, но не так уж часто и мельком. Обычно они только и делают, что спят, едят, громко визжат и пачкают пеленки. Я невольно морщусь и тут же одергиваю себя: хоть бы Лей не увидела. Лучше бы, конечно, малышке родиться мальчиком — тогда удалось бы избежать многих проблем.
